Коммерсанты

Инга принялась щелкать кнопками на панели радиоприемника. В динамике что-то заскрежетало, и через паузу вновь прорвался тот же голос: «…ограничение и запрет на использование множительной техники, а также радиотелепередающей аппаратуры, видеозаписывающей техники, изъятие звукозаписывающей техники. Установление контроля за средствами массовой, информации… — вновь голос пропал. Инга яростно стукнула ладонью по панели. — Мы передавали обращение командующего войсками Ленинградского военного округа, коменданта города Ленинграда, генерал-полковника Самсонова», — очнулся радиоприемник и вновь уснул.

— Поворачивай назад, на фирму, — приказала Инга шоферу.

Садчиков одобрительно кивнул, выгнув крепкую шею, поросшую светлым детским пушком. Возвращались они по Фонтанке, удивляясь малому количеству автомобилей в это расхожее время дня. Улицы словно ветки деревьев, с которых облетели листья. И двор фирмы пустовал. Сотрудники собрались в кабинете генерального директора. Кто не вместился — стояли в коридоре и, заметив Ингу, старались пропустить ее в кабинет.

Чингиз Джасоев расположился у дверей, на месте, что обычно абонировал Рафинад до своего директорства. Чингиз подвинулся, уступая Инге половину своего места. Он был в темном вечернем костюме и крахмальной сорочке, манжеты которой, помеченные белыми запонками, выпирали из укороченных рукавов…

— Не могли выбрать другой день для переворота, — шепнул Чингиз. — На двенадцать заказан Дворец бракосочетаний. Я и оделся на всякий случай, небось домой уже не попасть.

— Боюсь, тебе не попасть и. во Дворец бракосочетаний, — в ответ шепнула Инга.

— Кажется, что это игра, — вздохнул Чингиз. — Что все закончится к обеду…

В кабинете стоял сдержанный рокот голосов. Люди старались помалкивать, словно взвешивали свое поведение — не промахнуться бы, не сказать что-нибудь не то.

Семен Прокофьевич Гордый сидел у края стола подбоченившись. Его обычно улыбчивое выражение лица по причине поднятых кончиков усов на сей раз сменилось угрюмостью — то ли кончики усов опустились, то ли слишком уж серьезен был сейчас шеф отдела безопасности. Из всех, пожалуй, один только Платов выглядел, как обычно, благодушно. Чуял бывший партийный чин, что качнулись стрелки истории в обратном направлении, что вернется он в свой кабинет. А то, что поспешил расправиться с партбилетом, так практически все, кто заварил эту кашу из высших государственных бонз, прилюдно отреклись от своих коммунистических идеалов. Так что у Платова было неплохое настроение. Еще у спаниеля Тиши, что лежал у ног хозяина. Толик Збарский опустил руку и почесывал Тишу за ушами.

— Поесть-то успела, собачина? — громко спросил Платов.

— Тиша всегда успеет, — хмуро ответил Збарский. — При любой власти.

— Пока хозяин на свободе, — подхватил кто-то из сидящих на подоконнике.

— Ну и шутки у вас, парни, — буркнул Забелин, помощник генерального, и встряхнул хохолком, похожим на рыбий плавник.

Главбух Остроумов его поддержал. Они сидели рядом, на одном стуле, оба в мальчиковых костюмах с хлястиком…

— А где Феликс Евгеньевич? — спросили с неугомонного подоконника. — Неужели в Выборг уже свалил? Ближе к границе?

После того как Феликс оставил должность генерального директора, отношение к нему коллектива стало заметно демократичней.

— Феликс Евгеньевич в городе. Подъедет позже, — сухо пояснил Рафинад и постучал карандашом по столу: — Вернемся ко второму вопросу… Кстати, Инга Михайловна, раз уж вы вернулись на фирму…

— Так это из-за меня в кабинете такая долгая пауза? — прервала Инга.

— Нет, мы слушали выступление коменданта города. Поэтому все сюда и собрались, — Остроумов утер платком лоб. — Это и был наш первый вопрос.

— И как вы относитесь к первому вопросу? — не унималась Инга.

— Бороться и умереть! — иронично воскликнула секретарь Зинаида и салютом вскинула бледный кулачок.

Тиша поднял пепельную мордаху и коротко тявкнул, чем вызвал общий смех.

Юрисконсульт Ревунова, пользуясь ситуацией, отыскала взглядом сына Фиму и спросила: погасил он фитиль в газовой колонке или забыл, как вчера?

— Галина Кузьминична, ай-яй-яй… Всему миру фитиль подожгли, а вы с газовой колонкой, — не удержался Платов.

— Мой мир, Виктор Степанович, — это моя газовая колонка, — Ревунова вертела в руках сигарету.

— Осторожней в выражениях, — ухмыльнулся Платов. — Аполитичность — тоже позиция, Галина Кузьминична. Придет новая власть и сменит календарь девяносто первого года — на тридцать седьмой. По декрету, по просьбе трудящихся.

Рафинад вновь постучал карандашом о стол.

«Осунулся, похудел, — подумала Инга. — Конечно, не спал ночь. Наверно, и я выгляжу не лучшим образом… Или он просто испуган?! Да, да, он испуган и нервничает, — сердце Инги затаилось. — Неужели все это йе игра… он, Рафаил, и вправду ее муж, самый близкий и родной человек?!»