Коммерсанты

Она не принимала свое замужество — да какое, к черту, замужество? Отношения, — они ведь не регистрировались, у них не было свадьбы, они не носили колец, — она принимала их отношения как игру, как овладевшую ими блажь. Оказывается, Рафаил и вправду ей дорог, без всякой свадьбы, без отметки в паспорте. И отношения эти есть не что иное, как истинное слияние душ… Предчувствие рока, витавшего над Рафаилом, желание Инги отвести этот рок, что толкнуло когда-то Ингу навстречу Рафаилу, со временем сгладилось, исчезло, обнажив постоянное влечение. А сейчас она поняла, что любит этого сероглазого, светловолосого мужчину. И хочет ему помочь. Хочет как-то скрыть от чужих взглядов его испуг и растерянность. А может быть, ей одной кажется, что он подавлен?! Только перешагнув черту особой близости, видя уплывающие в ночной сутеми глаза, слыша сдавленные стоны высокого блаженства, можно быть уверенным, что видишь то, что не видят другие. Дай Бог, чтобы это было так, чтобы никто, кроме нее, не заметил его испуг и растерянность…

— Так вот, раз уж ты вернулась на фирму, — Рафинад наклонил голову, чтобы получше видеть Ингу. — Сколько в магазине имеется множительных аппаратов?

По кабинету прошел легкий ропот — неужели генеральный проявляет лояльность и спешит выполнить распоряжение коменданта города?

— Всех аппаратов? — спросила Инга упавшим голосом.

— Нет, только тех, что собраны и готовы к работе.

— Четыре комплекта. В демонстрационном отделе, — ответила Инга.

— Все четыре должны быть немедленно доставлены сюда, — приказал Рафинад и обратился к Забелину: — А вы, Виталий Андронович, подберите на фирме помещение, чтобы разместить эти ксероксы. Завезите с Бадаевских складов всю бумагу…

— Никак, вы типографию хотите учредить? — произнес Гордый, прервав свое задумчивое молчание.

— Кстати, Семен Прокофьевич, — Рафинад обратился к Гордому, — хочу обсудить с вами… К Мариинскому дворцу для обороны Ленсовета стягивают силы некоторые коммерческие фирмы. Я видел ребят из…

— Не советую, Рафаил Наумович, — резко прервал Гордый. — Сотрудники моего отдела не будут принимать участия, я говорю определенно…

— Как бывший сотрудник Комитета госбезопасности? — Нет, как руководитель отдела безопасности и охраны производственных интересов фирмы «Крона», — ответил Гордый. — В стране существует законная власть. И эта власть объявила о переменах. Считаю долгом подчиниться законной власти.

В кабинете стало тихо. И в коридоре притихли.

— Какая власть, Семен Прокофьевич? — тихо проговорила Ревунова. — Власть — это Президент СССР, а где сейчас Президент, вы знаете? И никто не знает. Власть — это и Президент России. Но и его мы что-то пока не слышали…

Гордый встал, явно намереваясь покинуть кабинет. Его крепкий череп всплыл над сидящими в кабинете, подобно буйку. Но проход был заставлен стульями. И никто не проявлял особого усердия, чтобы выпустить возмущенного руководителя отдела безопасности.

— Сядьте, Семен Прокофьевич, — повысила голос Ревунова. — Вроде совещание не закончилось.

— Простите, Галина Кузьминична, для меня оно закончилось! — резко ответил Гордый. — Организация типографии на фирме… По-моему, это не входит в устав, вам как юрисконсульту это известно лучше, чем другим.

— Но… может быть, Рафаил Наумович как раз и намерен подчиниться приказу коменданта города и сдать всю множительную технику? — раздраженно ответила Ревунова. — А вы сразу…

— Ну, тогда неизвестно, зачем нужна бумага, — Гордый улыбнулся, кажется, он поторопился с определением своей позиции. Он обернулся к генеральному директору и прижал руки к груди в извинительном жесте.

И все посмотрели на генерального директора.

— И вообще, Рафаил Наумович, в этой ситуации более дальновидным оказался Феликс Евгеньевич, — не удержался Гордый. — Думаю, что и всем нам будет полезней сегодня разойтись по домам, а не обсуждать решения Государственного комитета по чрезвычайному положению. И кстати, советую закрепить это распоряжение соответствующим приказом по фирме. Мало ли как все обернется. Мой вам совет, Рафаил Наумович. И юрист здесь, завизирует.

— Да, да, вы правы, — кивнул Рафинад в полной тишине. Щеки его запали, а светлые волосы взмокли и блестели, словно он только вышел из-под душа. — Зина, возьмите лист бумаги. Я продиктую приказ.

Секретарь Зинаида вздрогнула, суетливо принялась перебирать листы. Круглые очки ее соскальзывали с маленького носика, и Зинаида подхватывала их, водружая на место, упираясь двумя худыми пальцами в дужку. И оттого, что все сейчас смотрели на нее, Зинаида волновалась еще больше. Казалось, что она специально тянет резину, в расчете, что шеф одумается и отменит свое решение…