Коммерсанты

Лиза крутила головой, пытаясь увернуться, договорить, но безуспешно — ее тут же подлавливали большие и жадные губы Феликса, в то время как руки жестко и уверенно покоряли мечущееся тело, ловко стягивая крепкую ткань ночной рубашки. Лиза особенно и не сопротивлялась. Продолжая что-то выговаривать, она помогала Феликсу, податливо подставляя себя, — казалось, в ней борются два существа: та, добрая, влекущая, с испуганным взором у погасшего экрана телевизора в гостиной, и другая — неуживчивая, подозрительная, с горящими угольками в глазах. Внезапно ее тело обмякло, сдалось, растянулось на белой простыне, принимая на себя горячее и упругое тело Феликса.

Обхватив шею Феликса руками, теперь уже она ловила его губы и лепетала какие-то слова. Влекомый сладостной дрожью, Феликс приподнял голову, вбирая взором близкие знакомые черты лица. Черты эти, казалось, непостижимым образом меняли свою форму, превращаясь в другой облик — желанный, запретный облик Инги. Превращение это распаляло, придавая особую страсть. Лишь боязнь произнести вслух другое имя сковывала и пугала. Сердце его колотилось.

И тут сознание приняло посторонний звук — резкий и тревожный.

— Телефон, — прошептала Лиза. — Что-то случилось. Телефон звонит.

— Какой телефон? — в забытьи пробормотал Феликс.

— Телефон, не слышишь?! Что-то случилось, — голос Лизы тревожно трезвел.

— Какая-нибудь ошибка, — отозвался Феликс, но тело уже отяжелело.

Досада и злость охватили его. Протянув руку к стоящему подле постели аппарату, Феликс снял трубку.

— Включи радио! — раздался голос Рафинада. — «Свободу»! Быстро! — и Рафинад повесил трубку.

Розыгрыш?! Не может быть. На часах четверть пятого утра.

Лиза молчала, зарыв подбородок в одеяло…

Предчувствие беды выбросило Феликса из кровати. Радиоприемник темнел на секретере. Искать волну не пришлось — частота «Свободы» отслежена давно и прочно.

— Что случилось? — прошептала Лиза.

Феликс усилил звук. Далекий мюнхенский диктор глуховатым голосом передавал сообщение московского корреспондента радиостанции «Свобода»:

«Танки движутся к Москве… Отдан приказ войскам… В шесть утра ожидается заявление Советского правительства о низложении Президента Горбачева… Военно-политический путч… Реставрация коммунистического режима… Образован Государственный комитет по чрезвычайному положению — ГКЧП… Президент арестован и, вероятно, убит…»

— Боже мой, — обомлела Лиза.

— Доигрались, сукины дети, — выдохнул Феликс и присел на край серванта. За стеклом хрустально звякнули бокалы.

— Осторожно! — вскрикнула Лиза. — Разобьешь!

Феликс поднялся, придвинул стул и тяжело опустился на него.

— Доигрались в демократию, болтуны, тряпки, демагоги, фигляры, — шептал Феликс, приблизив ухо к рифленой ткани динамика. Он впитывал каждую фразу прилежного диктора. Гнев душил Феликса. — Красовались друг перед другом, петухи кастрированные… Теперь эти ребята покажут кузькину мать, пересажают к чертям собачьим, перестреляют. Они-то не станут церемониться. Хватит, поиграли в демократию…

Лиза, босая, в накинутой на плечи ночной рубашке, подошла и встала рядом, отстранив от уха светлую прядь.

— Розыгрыш, — проговорила Лиза. — Продолжение кинофильма. Не может быть подобного совпадения. Что они, идиоты — показывать такой фильм перед переворотом? Чистый розыгрыш…

«Но почему молчат наши радиостанции? — метались в панике Лизины мысли. — Неужели и вправду убили Президента?»

— Помолчи! — цыкнул Феликс. Сообщение повторялось. Словно кружение колеса. Все тот же глуховатый, доброжелательный голос предвещал долгую ночь, которая опускается на Европу…

Феликс выключил радио, лег в постель. Легла и Лиза.

Тишина обволакивала комнату. Тишина густела, закладывала уши, смеживала веки…

— Продумай, какие вещи мы возьмем с собой, — промолвил Феликс в тишину. — Возможно, придется бежать к финнам. На машине доберемся часа за три.

— Ты серьезно?

— Как никогда. Не понимаешь, что происходит? Первой костью, которую бросят они народу, будем мы, предприниматели-кровососы.

Лиза сдавила пальцами лоб.

— А квартира? — прошептала она. — Только сделали ремонт.

— Вот и скажи им об этом, — Феликс обернулся и посмотрел на Лизу долгим взглядом — шутит она или прикидывается? Затем встал и направился в коридор.

На кухне приглушенно хрипел круглый ретранслятор. Феликс повернул тумблер.

«…идя навстречу требованию широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе… ввести чрезвычайное положение… на срок шесть месяцев с четырех часов утра по московскому времени девятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто первого года…»

Феликс взглянул на часы. Было десять минут седьмого. Выходит, он уже два часа и десять минут живет при новой власти…