— А если я предложу твоему начальству десять мотоциклов по себестоимости? С доставкой на дом. Да еще аппаратов «Вятка-автомат» для стирки белья штук пять. Найдется пятьсот кубов хвои для Караганды?
Люди молчали.
Из глубины Апраксина двора периодически доносились вскрики: «Пятнадцать — сорок шесть?!» И в ответ: «Никитин Алексей!» — «Пятнадцать — сорок семь!» Пауза… «Есть пятнадцать — сорок семь?» — «Вычеркивай! Нету!» — «Как нету? Вот я. Ору, не слышите». — «Фамилия?» — «Абульфас Гамидов! А то сразу, вычеркивай! Что, другой веры, да? Вычеркивай?!» — «Пятнадцать — сорок восемь?!»…
Казалось, цифры, как пропитанные мазутом поленья, издали швырялись в костер, у которого сидел Чингиз… Напряжение росло с каждой новой цифрой, страсти распалялись…
И тут сидящий на корточках мужчина в шляпе с ломаными полями переместился к Чингизу, словно танцуя вприсядку. И кивнул, приглашая отойти в сторону. Мужчина поднялся с корточек и направился вслед за Чингизом расхристанной походочкой.
— Вот что, паря, — проговорил он с чуть приблатненным форсом. — Я имею вес, понял? В той же Тюмени у меня есть дружки в начальниках при печатях, — он вытащил толстую записную книжку. — Глянь… Ну, глянь, не ослепнешь, помечай.
Чингиз взял книжку, раскрыл. Страницы были усыпаны фамилиями и именами, номерами телефонов, адресами. И должностями…
— Все мои кореша. Директора и замы по снабжению, начальники автоколонн, лесные братья… Моя фамилия Целлулоидов, небось впервой слышишь такую фамилию. Это особая история, понял? — Он достал паспорт и протянул Чингизу. — Во! Это я. Без шляпы, — он снял шляпу. — Я. Похож?
— Ну, ты, — согласился Чингиз. — Дальше что?
— Говори, что надо. — Целлулоидов спрятал паспорт. — Лес будет. Любой. Говори.
И Чингиз интуитивно понял, что этот уголовный тип сделает все, что надо. Из-под земли достанет…
— Я, понял, в твоем Ленинграде, как хер в носу, никому не нужен, никого не знаю. Были друзья по старым адресам, пропали. Может, опять в моих краях гуляют под присмотром? Всю мою биографию тебе не расскажу. Но поверь — дело сделаю. Пятьсот кубов будут в твоей Караганде — как я перед тобой, понял… Мне лично мотоцикл не нужен, так, для дружка стараюсь. Ему скоро полсотни стукнет, хочу подарок нестыдный поднести.
— Дело серьезное, Целлулоидов, — проговорил Чингиз. — Верняк нужен.
— Во бляха-муха, ни один чин не сделает то, что сделаю я… Ну, как знаешь, — обиделся Целлулоидов. — Посмотрим, что тебе эти мукари сделают.
— Какие мукари?
— Какие-какие… Колхозники! Мукари и есть.
— Ладно, рискну, — засмеялся Чингиз. — Я, как ты понимаешь, «по фене не ботаю», все книжки читаю.
— Я и так вижу, — снисходительно кивнул Целлулоидов.
Они покинули Апраксин двор.
Ночь плавала в светлых разводьях облаков. Улицы были пустынны и прямы. Трамвайные рельсы серебряными нитями подбивали Гостиный двор, утекая к Невскому, что оживал на мгновение редкими автомобилями, которые пересекали Садовую улицу, оставляя далекий шорох шин.
— Красивый у вас город, — проговорил Целлулоидов. — Даже дышать боязно. Я первый раз в Питере.
— Ну, а с… «хрустом» как? «Хрусты» есть у тебя? — фартово поинтересовался Чингиз.
— Полна пазуха, — Целлулоидов сунул руку во внутренний карман пиджака и достал плотную пачку денег. — На мотоцикл хватит.
Он шел вольно, как человек, презирающий всякие уличные неприятности. И вместе с тем в его расхристанной походке сквозила робость.
— Значит, так, — наставлял Чингиз. — Мы сходим с тобой на Главтелеграф. Закажем разговор, с кем ты находишь нужным, из записной книжки. Кто тоже имеет вес.
Целлулоидов степенно кивнул.
— Ты ему объяснишь… Необходимо послать гарантийное письмо в Караганду, я дам адрес. Что готовы отгрузить пятьсот кубов хвойной крепежной древесины… Впрочем, дашь мне трубку, я сам скажу… И насчет обещанных мотоциклов.
— И стиральных машин, — проговорил Целлулоидов, — как договорились.
— Само собой, — согласился Чингиз. — Главное, чтобы перечислили деньги за мотоциклы на расчетный счет Апраксинова магазина. Телеграфом… Словом, я им все скажу. Только чтобы толковый был мужик, с полуслова все понимал. И чтобы имел вес.
— Ну дак! — Целлулоидов достал записную книжку. — Не без того.
Переговоры с Тюменью оказались довольно обнадеживающими. Солидный голос заверил Чингиза, что дело сделает. Все будет, как надо. Немедленно распорядится, несмотря на то что еще темно на дворе. «На ушах стоять будут, как узнают про «Вятку-автомат», а о мотоциклах так вообще… На одном участке месяц стоят несколько вагонов хвойной древесины. И никто не знает, что с ними делать. Отправим с первым же попутным товарняком. Только получим согласие Караганды…»
— Я тебе говорил, что у меня вес, — Целлулоидов был счастлив.
Вскоре они расстались. Целлулоидов укатил в такси на Охту, где снимал угол у какой-то старухи, взяв предварительно телефон общаги, где проживал Чингиз.
Оставшись один, Чингиз медленно побрел к себе, В сквере у Казанского собора было непривычно пусто. Обычно тут ночами гужевались молодые люди, чей гогот слышен был в общежитии…