Коммерсанты

Рафинад уже побывал на той улице за неделю до поездки в Выборг. В дверях квартиры № 7 торчала записка: «Ушел в баню. Приду чистым в пять часов. Целую. С.». До возвращения «С.» оставалось минут сорок, и Рафинад решил не терять время, толку мало — Сулейман кого-то ждет, ему будет не до разговора. На обратном пути, в метро, у Рафинада мелькнула мысль: а не ждет ли он… Ингу?! И Рафинад вернулся. Записка все торчала в дверях. Выбрав укромное местечко в сиротливом дворе, Рафинад принялся наблюдать за подъездом. Прошло более часа. За все время в подъезд вошел один мужчина и две пожилые женщины. Рафинад вновь поднялся к квартире № 7. Записки не было. Озадаченный Рафинад решил постучать — звонок отсутствовал, торчали лишь два голых проводка. Дверь отворил тип в трикотажных рейтузах и черной майке. Узкие бретельки майки резко оттеняли нездоровую белую кожу, засиженную прыщами. На явно припудренном лице краснели подведенные помадой губы. Увидев Рафинада, мужчина выгнул в удивлении щипаные бровки и сообщил, что Сулейманчик куда-то свалил, когда вернется, неизвестно, а может, и вообще не вернется. И захлопнул дверь, пробурчав, что ждешь одних, а приходят другие. Что он «укусит этого, противного. Заставляет себя ждать, ждать и ждать. Это невыносимо».

Рафинад уже спустился на первый этаж, как дверь квартиры № 7 отворилась и с площадки его окликнули: «Мужчина! Не хотите выпить со мной? Одному не хочется». Рафинад вежливо отказался и вышел из подъезда…

И теперь, подъезжая к улице Трефолева, он больше думал о встрече с тем геем, чем с Сулейманом.

В слабом свете ночного фонаря автомобиль казался грязной льдиной, поставленной на колеса. И занимал чуть ли не половину двора. Рафинад облегченно вздохнул — Сулейман дома. Каким образом он втянул свою лайбу меж двух стылых деревьев, непонятно. Видно, умелый водила. Рафинада охватило сомнение в разумности своих действий. Как он объяснит сутенеру причину, заставившую его просить у Чингиза адрес. Надо было взять с собой Чингиза. Тот-то знает, как разговаривать со своими земляками. От ребят с Кавказа можно всего ожидать, горячая кровь. Но и он, Рафинад, не пальцем сделан.

Ему ли бояться какого-то сутенера, прощелыгу, базарного афериста?! Ему, человеку, соплеменники которого, пройдя в своей истории через многие страхи, нашли свое место в этом мире, заставили — и умом, и силой — уважать себя тех, кто в течение тысяч лет их презирал. И он, Рафаил Дорман, малая частица этих поднявшихся с колен, будет бояться какого-то сукиного сына, волноваться перед встречей, обдумывать свои действия, подбирать необидные слова?! Да в гробу он видел этого Сулеймана с его бандитской черноглазой харей. Пусть только, потрох вонючий, утаит что-нибудь. Рафинад найдет способ его расколоть. И его, и того педика, если понадобится… Безрассудство овладело Рафинадом, то безрассудство, что толкало на самые неожиданные поступки.

Накачивая себя гневом, Рафинад поправил рюкзак и, перескакивая ступени полутемного подъезда, взметнулся на второй этаж к знакомой уже двери с оборванным звонком. Отдышался и стукнул кулаком о косяк. Коротко переждал и пнул дверь мыском сапога.

— Счас, счас, — послышался голос. — Пожар?! Счас, не стучи.

«Он!» — подумал Рафинад, уловив акцент. И еще подумал — хорошо, что не гей, лишние объяснения с педиком могли смягчить решительность, убавить безрассудство.

Дверь приоткрылась.

— Сколько раз говорил хозяину: поставь замок. Не ставит, зараза, — Сулейман сунулся в дверной проем и осекся. — Вы к кому? К Саше? Счас позову.

— К вам, дорогой, — подлаживаясь под тон Сулеймана, ответил Рафинад и, шагнув в прихожую, протянул руку. В нос ударил запах алкоголя.

Сулейман ответил с некоторой задержкой. Он смотрел на гостя и соображал, кто это. Пальцы Рафинада больно прижали массивный перстень на волосатой руке. И Рафинад смотрел на Сулеймана с недоумением. Перед ним стоял… другой человек. Вернее, тот же самый: носатый, черноглазый, с толстыми, слегка вывернутыми губами и в то же время другой. Куда подевался его крепкий торс, широкие плечи? Обычный молодой человек, невысокого роста, полноватый, в джинсовых штанах и клетчатой рубашке с расстегнутым воротом, из которого проглядывала упрямая растительность. В домашних тапочках с протертым мыском…

— Не узнаю, дорогой, — настороженно произнес Сулейман. — Извини.

— Я тоже что-то вас не узнаю, — ответил Рафинад. — Вы показались мне у Чингиза немного другим.