Коммерсанты

Сулейман что-то проворчал на своем языке и метнул гневный взгляд в стену, что отделяла комнату от прихожей.

— У нас в роте один старшина, вепс… есть такие люди? Рафинад кивнул.

— Этот старшина лошадь шворил. Говорят, вепсы это любят, у них в деревнях…

— Слушай, хватит! — вскипел Рафинад. — Кончай свой профессиональный разговор, ты не на работе. Лучше покажи фотографии, ты обещал.

— Ах, да! — Задевая углы, Сулейман направился к шкафу. — Понимаешь, я с дороги выпил водки. Немного. Еще вино с тобой добавил. Теперь выходит.

В настежь распахнутом шкафу среди одноцветной одежды висел пышноплечий клетчатый пиджак. Тот самый, в котором Сулейман сидел у Чингиза в комнате.

— Счас, счас, дорогой, — Сулейман снял с вешалки пиджак и набросил, как бурку. Видимо, ему было удобней шуровать по карманам, прижимая подбородком ускользающую ткань.

— Теперь поищем, — он сунул в карман кисть руки с травленой наколкой, и материя шевелилась, словно пряча попавшее в силок живое существо.

В клетчатом пиджаке Сулейман вновь стал узнаваемым — плотным, коротконогим, с широким сильным торсом. Черные глаза хитровато маслились то ли от выпивки, то ли от сутенерских дум.

— Вот, нашел, — черты лица расправились, и Сулейман вытянул пакет с фотографиями. — Где они, мои девочки? Мои сотрудницы, понимаешь. Вот! Такой товар — Бог давал, — он протянул пакет гостю.

Рафинад положил пакет на стол и щелчком выбил из него несколько фотографий. Подобрал лежащую сверху.

На узкой улочке, ведущей к собору, обнявшись, смотрели в объектив аппарата четыре девушки. Ветер разметал светлые волосы, открывая лица.

Три девушки были похожи между собой, будто близнецы. Четвертая — в красной куртке — стояла несколько отстранясь, словно попала в кадр случайно.

— Не пойму, — пробормотал Рафинад и взял другую фотографию, с более крупным изображением.

— Ну как? В гарем султану не стыдно предложить, — Сулейман заглядывал через плечо и цокал языком. — Первый сорт. Что молчишь?

Рафинад чувствовал покалывание в кончиках пальцев. Он положил фотографию и сжал пальцы в кулак. Бред какой-то. Но разве этого не могло быть? Разве к этому он не был готов?

— Перешлю фотографии в Батуми. Сведения-медения, год рождения. Там выпишут документы, — проговорил Сулейман.

— Почему в Батуми? — промямлил Рафинад.

— Конечно, можно и так попасть в Турцию, есть дорога, — пояснил Сулейман. — Но лучше оформить документы. Я ведь не хозяин, а помощник. Хозяина я и в глаза не видел… Думаешь, автомобиль, валюта, комната, где мы сидим, чурчхела, вино… все это не мое, за все я должен отчитаться, как за командировку. Я деньги не считаю, трачу сколько хочу, но они не мои. Мои идут на книжку.

— Пиджак тоже не твой?

— Пиджак мой. В Измире покупал, в Турции. Техника, кожа, пиджак-миджак, это мое. За таких девочек, думаю, мне хозяин хороший подарок сделает. В прошлый раз тоже товар был отличный, хорошие деньги заработал…

Рафинад вновь подобрал фотографии и принялся разглядывать.

— Ты сказал их три, а тут четыре.

— Которая в куртке — мой агент, — пояснил Сулейман. — Она и нашла телок. Вот кого бы привезти в Турцию, товар — высший сорт.

— Привези, — проговорил Рафинад, трезвея.

— Не хочет. Она не из Риги, она живет в Ленинграде. Ее подруга работала в Турции, вышла замуж и свалила в Афины с мужем-греком. Я, когда собирался в командировку, взял у нее наколку. И не прогадал. Повезло мне, честно тебе скажу. С моей мордой хорошую бабу трудно завербовать, боятся, думают, бандит. А я в жизни муху не обидел… Так что с агентом мне повезло. Ей тоже повезло. За каждую телку ей свой процент отстегнут. С выработки. Но не меньше, чем двести баксов в месяц с каждой телки.

— Как во Внешторге.

— Ну! Все должно быть честно, без обмана. Риск большой, дорогой. Риск! Правда, закона нет, чтобы за живой товар на кичу сажать. За наркотики сажают, за валюту сажают, а за баб нет. Хоть жопой ешь… Но неприятности быть могут, под другую статью подведут. Выпьем? — Сулейман налил вина и стал медленно процеживать сквозь приоткрытые губы.

— Ну… а сам ты ее нарисовал? — поддался под тон сутенера Рафинад, удерживая волнение.

— Кого? Агента? — Сулейман поставил стакан. — Хотел с ней в Ленинград на машине вернуться. Сам понимаешь: гостиницы-мастиницы, обеды в ресторанах, туда-сюда, любая согласится. Отказала! И в Ригу поехала поездом и обратно поездом. То ли целка, то ли… Сказала: будешь приставать — заложу. Так сказала, я поверил. Ну ее! И без нее хватает, но она баба — первый сорт. И деловая. В Ленинграде мы уже две посылки надыбали. Этих, из Риги, весной отправлять будем, пока подготовить надо. В Турции тоже проблемы, конкуренты появились, стреляют-режут. И в Иране с этим делом трудно, сложная страна. Хозяин, говорят, намылился в Грецию… Так ты хочешь поработать со мной?

— Пришел поговорить пока.

— Ребят с Галеры знаешь?

— С Гостиного двора? Не очень, я как-то по другой части.

— А чем ты занимаешься?

— Всем и ничем, — помедлив, ответил Рафинад. — Долго рассказывать, — и, уловив недовольство Сулеймана, добавил: — Компьютеры перепродаю. Сейчас вот в кооператив вошел.