Коммерсанты

Балашов не скрывал раздражения. Он стучал ложкой по донышку тарелки и отщипывал мякоть от хлебного ломтя. Налил себе еще водки и, не чокаясь, опорожнил полстакана. Поставил на стол и выкрикнул куда-то за спину Чингиза:

— Ну, что стоишь? — Толстый живот Балашова тестом вывалился на край стола.

— Ничего, — ответил надтреснутый женский голос. — Жду. Или с собой заберете? Так и скажи. А то стою, жду.

Балашов приподнял бутылку, взболтнул, водки-то осталось всего ничего, на дне плескалась. Придвинул свой стакан, запрокинул бутылку и, полностью опорожнив, протянул поверх плеча Чингиза. Уборщица подхватила бутылку, сунула под сальный фартук и отошла, сгоняя тряпкой крошки с соседних столов.

— Когда я приехал в Ленинград, тоже ходил по дворам, собирал бутылки, — проговорил Ашот. — Всей семьей ходили. В день собирали на двадцать рублей, иногда больше.

— Ты что ж, приехал голый? — перебил Балашов. — Брат у меня тир откупил, а ты бутылки собирал?

— У брата одна история, у меня другая, — ответил Ашот. — Он из Баку убегал, я из Сумгаита.

Балашов слушал невнимательно, не терпелось узнать, с чем пожаловал Чингиз, а тут Ашот со своей жалостливой историей. Конечно, печально, но сколько можно? Пока не выдавит слезу, не успокоится.

— Ашот, — проговорил Балашов. — С тобой как на похоронах. И анекдот ты рассказал веселый, аж плакать охота: какой-то кретин вместо того, чтобы приласкать жену и любовницу, прячется на каком-то бульваре. Хватит, Ашот, сколько можно.

Ашот скис, брезгливо переворачивал вилкой пельмени, приглядываясь, с какой начать. Поднял свой стакан с водкой, понюхал и выпил, словно нырнул. Скривился. Что-то буркнул по-армянски.

— Не обижайся, Ашот, — проговорил Балашов. — Лучше послушаем Чингиза, а то он молчит — не ест, не пьет, только нас угощает. Что, Чингиз, меня к себе на работу взять решил? Сторожем?

Чингиз щелчком сбил с края стола несколько крошек, зачем-то поднял вилку, посмотрел сквозь гнутые алюминиевые пальцы на окно, залепленное снежной мутью.

— Хочу откупить у вас брокерское место на Московской бирже, Петр Игнатович, целиком, — произнес он. — Фифти-фифти меня не устраивает: я проворачиваю сделку, выкладываюсь, а получаю половину. Раньше это меня устраивало, теперь нет. Ну, как?

— Надо подумать, Чингиз. — Балашова и впрямь предложение застало врасплох.

— Подумайте, Петр Игнатович, только недолго. Я ведь могу купить место и сам по себе. Все равно вы место продадите. Не ваше это дело — болтаться на бирже, горланить, уводить из-под носа выгодные заказы. Дело это для молодых, с крепкими ногами и луженым горлом. Я вам хорошо заплачу. Могу деньгами, могу бартером. Скажем, за мою часть стиральных машин «Вятка-автомат». С правом льготного хранения на Бадаевском складе в течение шести месяцев. Устраивает?

Балашову, как известно, два раза повторять не надо, хоть Чингиз и намекнул на его возраст. Предложение выгодное. На таких условиях можно купить если не два места на Московской бирже, то полтора уж точно…

— А чем же я займусь? — с любопытством проговорил Балашов.

— Перейдете на работу ко мне, в «Крону-Куртаж».

— Ты забыл, Чингиз Григорьевич, я уже работаю в своем кооперативе.

— Кооператив вы распустите, Петр Игнатович, рано или поздно. И вы это знаете. Он и сейчас еле дышит, мелкие маклерские конторы обречены при таких налогах…

— Ну, уж так, — проворчал Балашов.

— И более крупные тоже, кстати. Я, может быть, еще побарахтаюсь года два-три, успею сколотить капиталец, — серьезно продолжал Чингиз. — Но тоже пропаду, если не вольюсь в какую-нибудь семью, в биржевой картель. В мире не так уж и много таких картелей. По одной-две биржи в Лондоне, Амстердаме, Нью-Йорке, Токио… Пожалуй, и все.

— А в Москве? — искренне удивился Балашов мальчишескому азарту Чингиза. — В одной Москве их, как тараканов в коммуналке.

— Верно. Но только сейчас, пока образовался вакуум после ликвидации Госснаба. Потом процентов девяносто пять отомрут, а кто выдержит, сольются в картель…

— И ты выдержишь в «Куртаже»? — съязвил Балашов.

— Не думаю, Петр Игнатович, — всерьез продолжал Чингиз. — Но на несколько лет меня хватит. И то, если займусь фьючерными сделками.

— Чем, чем? — Ашот уже отошел от своих обид и с вниманием слушал разговор.

— Фьючерными сделками, — повторил Чингиз. — Сделки по контрактам на будущую продукцию. Сделки под обязательства, а не под уже готовую продукцию, от которых болит голова, — то ли ее разворуют, прежде чем найдешь покупателя, то ли она протухнет, превратится в некондицию. Весь мир работает с фьючерами.

— Молодец. А что ты будешь кушать, пока получишь навар от своих будущих контрактов? — проговорил Балашов.

— А для чего мне моя «Крона»? — ответил Чингиз. — Акционерное общество. Поначалу я думал организовать чисто брокерскую контору, свою контору. А потом крепко подумал и сказал себе: «Чингиз, твое время не пришло, не торопись. Пока не сколотишь серьезный капитал, не рыпайся»… Реальные деньги сейчас дает только спекуляция: купил-продал. Что будет завтра — посмотрим, надо дожить.