Коммерсанты

— Кому ты нужна там? — беззлобно проговорила раздатчица, принимая от Чингиза чеки и услужливо протягивая три мутных тяжелых стакана под водку. — Только вы не очень там. Под столом разливайте, мало ли…

Ашот поднял вверх толстый палец — не учи ученых, люди свои, не подведем, и, подобно танцору из знаменитого ансамбля «Лезгинка», заспешил к столу со стаканами и хлебом, выкидывая вверх голени коротких ног.

Согласно уговору, водку разливали, скрываясь от посторонних глаз, отвернувшись к стене, хоть посторонних и не было.

— Что, Чингиз, хочешь тост произнести? — Балашов радовался приходу Чингиза, надо решить кое-какие вопросы, да и просто вид молодого человека с дерзким узким лицом и умными светлыми глазами был приятен. — Костюмчик на тебе новый, деньги неводом вытаскиваешь?

Чингиз и впрямь смотрелся нарядно в новом костюме с широкими модными лацканами, в кремовой рубашке, из ворота которой виднелась рифленая горловина нежно-серой водолазки.

— По одежде встречают, Петр Игнатович, приходится. — Чингиз поднял стакан и обронил коротко: — За исполнение желаний! — Водка была горькой и теплой, Чингиз сделал два глотка и поставил стакан на стол.

Балашов пил широко, жадно, привычно. Ашот подмигнул Чингизу и повел взглядом на Балашова, мол, вот как хозяин пьет, молодец, русский, да — мы с тобой кавказцы, мы пьем иначе, тонко, интеллигентно, — и тоже сделал короткий птичий глоток. Скривился, передернул плечами, торопливо закусил капустой.

Вот капуста оказалась отменной — сочной, пряной, с морозным хрустом.

— Как думаешь распорядиться стиральными машинами, Чингиз? — Балашов вкусно хрумкал капустой.

— Кушать не просят, Петр Игнатович, — ответил Чингиз набитым ртом. — На склад перевезу, пусть стоят, дешевле не будут. Могу и вашу долю разместить, под расписку. И аренду оплатите.

— У тебя склады есть? — удивился Балашов.

— Арендуем. Два подвала на Бадаевских. Сухие, чистые, там раньше Аптечное управление арендовало.

— А с меня, значит, за хранение сдерешь.

— Непременно, Петр Игнатович. Склады не мои, компании.

— Как же вам удалось на Бадаевские склады протыриться?

— Кадры решают все. — Чингиз придвинул тарелку с супом. — У нас есть директор по строительству, Толя Збарский. Когда-то он сццел за мошенничество. С ним сидел чин из исполкома, он помог.

— Да, крепкие у вас кадры, — и Балашов придвинул тарелку. — Мошенники есть. А воры, бандиты?

— В рабочем порядке всплывут, — всерьез ответил Чингиз. — Понадобится — будут. Я к вам шел не кадровые вопросы решать, дело есть.

— Ашот мешает? — спросил Балашов.

— Ашот свой человек. Скоро уйдет он от вас, ко мне уйдет, да, Ашот?

Ашот заметался взглядом по столу. Неловкое положение, что он ответит на этот дерзкий вопрос? Еще и вправду Балашов подумает, что Ашот за его спиной интриги плетет…

— Один анекдот знаю, — проговорил Ашот. — Жена думает, что муж у любовницы. Любовница думает, что муж у своей жены. А муж сидит на бульваре, морским воздухом дышит.

— Никуда Ашот не уйдет, — мрачно проговорил Балашов. — У меня останется.

— Он с вами уйдет, Петр Игнатович. С вами вместе, ко мне. — Чингиз зачерпнул суп. — Кстати, Ашот, я заезжал на Охту, обувную мастерскую смотрел…

Ашота точно ударило током. Он вздрогнул, выпрямился и вытянул широкую шею, похожую на кору дерева, задрал подбородок в великом внимании. О мастерской на Охте Ашот обмолвился случайно, в каком-то незначительном разговоре, где-то в кафе на Невском… У Ашота была золотая мечта — вновь заняться привычным обувным промыслом. Он и сам бы арендовал какое-нибудь затруханное обувное предприятие, но не мог, он — беженец, он проклятый человек, без прав, без прописки, живет с семьей в летней даче, за городом. Он не человек, он — птица. Даже своих, русских беженцев в России за людей не считают, что говорить о нем, Ашоте, армянине, для которого участковый — Бог и царь! Но Ашот готов все перетерпеть, лишь бы вновь Шить обувь, спокойно, в тепле. Не дело в его годы бегать по чужому городу, покупать-продавать то сахар, то муку, то кирпич, то цемент. Правда, заработок неплохой. И Балашов снимает небольшой процент за посредничество, вполне божеский процент, но не Ашота это дело. Его дело — туфли, сапоги, босоножки… А какие он шил дубянды — мужские туфли с мягким задником. Ах, какие он шил дубянды! Заказы присылали из Красноводска, из Улан-Удэ, из Москвы. А однажды — неудобно перед людьми, подумают, что Ашот хвастает, — пришло письмо из штата Калифорния, один армянин-эмигрант просил прислать дубянды мастера Ашота Савунца. Он и сообщил, что мэр в каком-то городе, кажется в Лос-Анджелесе, — армянин. И армяне там живут не хуже, чем евреи…

Ашот придержал дыхание, слушал, о чем говорил Чингиз. Надежда была, идея интересная. Только надо подождать три-четыре месяца, не больше, они сейчас займутся каким-то цехом в городе Выборге, если там все сложится удачно, можно будет подумать и о мастерской на Охте.