Коммерсанты

Упреки жены поначалу угнетали Феликса своей несправедливостью — ведь он практически ни в чем ей не отказывал… если находил ее требования разумными. Возможно, с этого, с понятия о пороге разумности, и начинаются неприятности. Впоследствии Феликс решил не обращать внимания на подобные вещи. Но когда на ту же тему залопотала и бабка, Мария Александровна, — полярность в расстановке сил определилась с большей четкостью. Вот и сегодня, с утра, за завтраком, бабка заявила, что всю ночь не спала, все думала, думала… Феликс знал, куда клонит старая, и, не допив чай, встал из-за стола, вышел в прихожую одеваться. Но бабка не отступала, вышла следом и договорила-таки: «Уеду к себе, все! Пусть с Игорьком, с этим бандитом, панькается Лизка, хватит ей работать, горбатиться на семью да в семь утра вставать. Ты достаточно зарабатываешь, чтобы жена сидела дома. Где это видано, чтобы у мужа-миллионщика жена трубила на работе! А все из-за того, что на меня надежда. А мне только шестьдесят восемь лет, другие в моем возрасте только жизнь складывают. Вон сосед Журавский каждый вечер зазывает чаевничать. И далеко ехать не надо, только и спуститься на этаж вниз». Феликс понимал, откуда дует ветер, Мария Александровна вряд ли бы отважилась так выступать без благоволения своей внучки. Феликс оглядел разгоряченную старуху, его взгляд был весьма красноречив — бабка умолкла, пробормотав напоследок: «Ну стукни меня, стукни, старую. Подними руку». Феликс усмехнулся, достал кошелек и проговорил бесстрастно, по-деловому: «Зачем же вам, Мария Александровна, ходить к соседу Журавскому чай пить? Пусть старичок сюда поднимется, чаевничайте у нас. Вот вам четыре сорок на торт «Полено», гуляйте, — он положил на тумбочку десять рублей. — Сдачу возьмите себе».

Бабка так и осталась стоять на пороге комнаты с обомлевшим лицом, не понимая, как реагировать на явную издевку своего внучатого зятя. А Феликс торопился по лестнице к распахнутой двери подъезда и думал о том, что сегодня поедет ночевать к родителям, хватит, надо кончать волынку.

На пульте внутренней связи светился зеленый глазок. Зинаида оповестила, что на линии Москва, а в приемной дожидается посетительница, говорит — «по личному вопросу».

В трубке раздался голос Николеньки Кривошеина, помощника министра. После любезных приветствий и пустяковых вопросов Николенька поспешил уведомить, что обещанный подарок «большому боссу» сегодня прибыл по назначению и племянник «босса» поехал в ГАИ оформлять документы. Правда, цвет мудаку не нравится, он ждал «снежную королеву», а прислали цвет «мокрого асфальта». Но главное, «босс» согласился закупить штук сто компьютеров. На тех же условиях, но уже без нарушения правил торговли. Необходима гарантия, что министерство закупит партию компьютеров не у перекупщиков, а непосредственно у производителя. Феликс ответил, что Дорман работает над этим. Николенька за годы учебы в институте отлично знал Рафинада и выразил надежду, что дело «не соскочит». Что касается вознаграждения за посредничество лично Николеньке Кривошеину, то ему начислено три процента со сделки — что гораздо выше стоимости любого автомобиля. Николенька может приехать в удобное ему время и получить свой гонорар. Заикаясь от радости, Кривошеин обещал найти покупателей и в других министерствах.

— Трудись, приятель, трудись! — попрощался Феликс, положил трубку и прикрыл глаза. Все чаще его охватывало чувство растерянности и даже испуга. Насколько спокоен он был в Центре, под крылышком старика — академика Криницына. Под «крышей» института он был точно в стальном сейфе, в институте он жил за спиной государства и закона в то время, как «Крона» казалась шлюпкой в штормовом океане. Такое же чувство испытывали почти все знакомые Феликсу молодые деловые люди. Через это надо пройти, уверяли они друг друга, если не утонем — доплывем. До чего доплывут? До закона, который оградит их от напасти, до разумных налогов, до уважения сограждан. Или до другого берега, скопив надежный капитал для безбедного существования на чужбине?!

Феликс потянулся к сигаретам и рукавом сместил лист бумаги, что прикрывал фотографию сына. Игорек смотрел на отца круглыми фамильными глазами, прижимал медвежонка. Трогательный подбородок малыша упирался в широкий бант. Феликс с раздражением накинул лист на фотографию, ему не хотелось сейчас отвлекаться, вновь уводить себя в тупик семейных отношений.

— К вам посетительница, Феликс Евгеньевич, — напомнила из дверного проема секретарша Зинаида и пропустила в кабинет молодую женщину в длинном кожаном пальто с широким регланом. На меховой воротник легли прямые светлые волосы.

Лицо женщины показалось Феликсу знакомым.

— Не напрягайтесь, Феликс Евгеньевич, — проговорила посетительница. — Я — Инга. Мы встречались в кафе, нас знакомил Рафаил.

— Ох ты, Господи, конечно! — Феликс приподнялся и, прихрамывая, обошел стол. — Конечно, Инга. Так сразу, я даже растерялся…

Зинаида вышла, со значением плотно припечатав дверь.