Коммуна

В скором времени 40 000 солдат окружили здание ратуши, и спутникам Флуранса было предложено «во избежание конфликта» (как выразился Жюль Ферри) и ввиду «достигнутого соглашения» удалиться.

Менее наивный, чем остальные, капитан Грефье арестовал Ибоса. Но Трошю, Жюль Фавр и Жюль Ферри снова обещают выборы в Коммуну и, сверх того, клянутся, что всем будет гарантирована свобода, каков бы ни был исход событий.

Члены правительства, оставшиеся в ратуше, столпились в амбразуре окна, откуда было видно, как строились солдаты 106-го батальона.

Милльер[57], заподозрив вдруг ловушку, хочет созвать национальную гвардию предместий, но Флуранс возражает, говоря, что это лишнее, раз правительство дало честное слово. Милльер, согласившись с ним, отсылает и свой батальон, который выстроился было на площади.

Толпа успокаивается, читая в этот момент расклеенную афишу, возвещавшую о предстоящих выборах в Коммуну; вернувшиеся домой доверчивые граждане на следующий день с великим изумлением узнали о новом обмане правительства.

Ферри, присоединившийся к Пикару, вернулся во главе многочисленных войск, выстроившихся в боевом порядке.

В то же самое время подземным ходом, соединявшим казармы Наполеона с ратушей, подходили новые подкрепления бретонских мобилей. Они шли, ибо так приказал им Трошю.

Это была настоящая западня. Газ был потушен, и бретонцы со штыками наперевес пробирались подземным ходом, в то время как батальоны «порядка» под командой Жюля Ферри входили через решетку.

Бланки, не подозревая, что можно так вероломно нарушить свое честное слово, передал через Констана Мартена[58] приказ послать в мэрию первого округа доктора Пильо[59] на место мэра Тенаиль-Салиньи. У дверей мэрии солдат преградил ему путь штыком. Тогда Констан Мартен отнял у него ружье и вошел со своими друзьями в зал совета. Мелин[60] в ужасе бросился за мэром, не менее его испуганным; печать и касса были переданы посланцам Бланки. Но в тот же вечер мэрия была взята обратно. Флуранс вышел из ратуши со стариком Тамизье[61], пройдя между двумя рядами солдат; за ним вышел и Бланки с Милльером, так как правительство еще не решалось показать, что оно плюет на свое честное слово.

В тот же вечер 31 октября в здании Биржи состоялось собрание офицеров национальной гвардии в связи с событиями последних трех дней.

В тот момент, когда снаружи раздался крик «Офицеры, по местам!», – какой-то человек с белой афишей в руках вбежал в залу.

Афиша содержала в себе декрет о назначении на завтра выборов в Коммуну.

– Да здравствует Коммуна! – крикнули в ответ присутствующие.

– Лучше было бы, – произнес чей-то голос, – чтобы сами массы учредили революционную Коммуну.

– Все равно, – воскликнул Рошбрюн, – лишь бы она помогла Парижу защищаться от нашествия!

Он высказал тогда ту же мысль, которую несколькими неделями раньше выражал Люлье[62], а именно, что в каждом отдельном пункте осаждающие Париж пруссаки смогут сосредоточить не более нескольких тысяч человек, и что поэтому вылазка 200 000 парижан может и должна увенчаться успехом.

Раздались крики одобрения; хотят назначить Рошбрюна начальником национальной гвардии, но он отвечает:

– Сначала Коммуну!

Вдруг кто-то из вновь пришедших бросается к трибуне и рассказывает, что 106-й батальон освободил правительство, что афиша лжет, что Правительство национальной обороны солгало, что теперь больше, чем когда-либо, в полной силе план Трошю, в котором предусмотрены одни поражения, и что Париж должен как никогда быть настороже перед возможной опасностью внезапной капитуляции.

Раздаются крики: «Да здравствует Коммуна!»

Какой-то толстяк, неизвестно почему оставшийся на площади, подходит к национальным гвардейцам и пытается выразить свое мнение:

– Всегда нужно начальство, – говорит он, – и всегда нужно правительство, которое руководило бы вами.

Это, видимо, оратор реакционного лагеря; ни у кого нет времени его слушать.

Да! Афиша солгала! Правительство солгало!

Париж не получит от него Коммуны.

Все, кого приветствовали накануне, были отданы под суд: Бланки, Милльер, Флуранс, Жаклар, Верморель[63], Феликс Пиа, Лефрансэ, Эд, Левро[64], Тридон[65], Ранвье, Разуа[66], Тибальди, Гупиль[67], Пильо, Везинье[68], Режер[69], Сириль, Морис Жоли, Эжен Шатлен.

Некоторые из них уже сидели в тюрьме. Феликс Пиа, Везинье, Верморель, Тибальди, Лефрансэ, Гупиль, Тридон, Ранвье, Жаклар, Бауер[70] были уже арестованы. Тюрьмы наполнялись не только революционерами, но и людьми, задержанными по ошибке и не сделавшими ровно ничего.

Такие люди фигурируют в каждом восстании.

Некоторые из них впервые таким образом узнают, откуда берутся революционеры.

Дело 31 октября было представлено судьями Правительства национальной обороны как покушение, целью которого было возбудить гражданскую войну, вооружив одних граждан против других, и к этому присоединены были еще вымогательства и незаконное лишение свободы.

– Неужели это империя возвращается? – спрашивали наивные люди.