Коммуникативные агрессии XXI века

Присутствие в СМИ концепта «русофобия» неоднозначно, так как его внутренняя противоречивость родственна амбивалентности коммуникативной памяти. Присутствие в текстах понятия «русофобия» свидетельствует о непроизвольной причастности изданий к проявлениям коммуникативных агрессий. Суть не в том, отрицает ли автор газетного текста русофобию в качестве конструкта пропаганды или считает ее реальным фактом общественной жизни, более существенно, что через текст журналистского выступления концепт «вброшен» в медиадискурс, и потому его участники начинают испытывать потребность в рефлексии о его политической значимости. Вместе с тем, нельзя не видеть, что «проявления русофобии из риторики, медийного факта стали эволюционировать в реальную политику, все больше становиться идеологией политики Польши в отношении России. [Однако] в отличие от польской русофобии, которая носит массовый характер, стимулируемый также некоторыми просчетами политики России, носителями российской полонофобии являются несколько десятков или сотен человек – некоторые журналисты, писатели. В меньше мере научные работники»155.

В ряде стран медийная эксплуатация концепта служит оправданием агрессивности текущей политики156. В США перед началом избирательной кампании по выборам в конгресс был подготовлен законопроект о введении очередных, еще более жестких, чем прежде, санкций в отношении России, который, по мнению его авторов, окажет давление на Россию в ответ на «вмешательство» Москвы в выборы в США157. Коммуникативные акты такого рода выступают в облике «публичной поддержки со стороны гражданского общества», особенно в случае их подкрепления голосами избирателей на выборах. Однако в самой России публичные рассуждения о русофобии за рубежом, кроме естественной реакции на политическую очевидность, в определенной ситуации способны оправдывать / маскировать проблемы в международной и внутренней политике страны, служить аргументацией агрессивности тех или иных политических сил. Употреблением концепта «русофобия» отмечены тексты, активирующие историко-культурный и коммуникативный аспекты общей памяти. Но в массовом сознании доминирует последний; он характерен «словесным выражением негативных эмоций, чувств или намерений в оскорбительной, грубой, неприемлемой в данной речевой ситуации форме»158.

4. Ценностная амбивалентность коммуникативной памяти

В коммуникативной памяти проявляется ее ценностная амбивалентность. В своем функционировании она расщеплена на живую созидающую память журналистики, для нее обращение к прошлому означает, в частности, поддержание этнической идентичности общества, сохранение его культурного ядра, гражданской и политической целостности, и память массового общества, используемую в сиюминутных политических и медийных технологиях в качестве инструмента для манипуляций умонастроениями социума. Это, безусловно, имеет самое непосредственное отношение к применению в медиа концепта «русофобия». Но если посмотреть на факты амбивалентности коммуникативной памяти более пристально, то проблема видится уже не столь однозначной – по мере постановки отдельных вопросов проявляется ее многослойность: как относиться к обсуждению в СМИ подлинных эпизодов / фактов русофобии в той или иной стране, в самой России, не является ли это средством возбуждения коммуникативных агрессий в обществе?; всегда ли надежны источники коммуникативной памяти, всегда ли язык и культура защищены от сложившихся в истории мифологем?; с каких идейных позиций определяются проявления русофобии, ведь один и тот же эпизод истории может нести в себе взаимоисключающие оценки?

В области российско-польских отношений подобные вопросы закономерны, так как коммуникативная память может быть подвержена одному подходу к фактам истории при замалчивании или негативной оценке другого. Например, обращение к такой интересной странице истории, как польское восстание 1863 г., в советское время означало признание демократической позиции А. И. Герцена, принципиально поддержавшего борьбу поляков за независимость от Российской империи («За нашу и вашу свободу»). В настоящее время в прессе наблюдается солидарность с позицией его идейного оппонента – редактора «Московских ведомостей» М. Н. Каткова, который в публицистике 1863 г. поддержал военные действия царского правительства в Польше. В наши дни подавление польского восстания часть публицистов рассматривает контртеррористической операцией, при этом всех, кто когда-либо посчитал своим долгом выступить на стороне восставшей Польши, считают русофобами159.