Люк Френуа вздрогнул при этом напоминании. Он лично не любит Леже, хотя и полагает, что Моррас преувеличивает, считая его человеком низшей расы. Но в молодости он знал наизусть целые стихотворения из его «Славословий», и для него эта поэзия Антильских островов связана с юношеской тоской по дальним странам. Как «Пьяный корабль»[610]
и даже Блэз Сандрар[611]… А сейчас словно вытряхнули все содержимое из огромного мозга — такая гора сведений о чужих странах, донесений мелких осведомителей из Китая, из Никарагуа, консулов из Прибалтийских стран, с границ Ирана… отчеты и жалобы дотошных чиновников, бесконечные послания канцелярских крыс, уполномоченных представлять Францию, тревожные сигналы искренних патриотов, доклады о дипломатических приемах в румынских городах или в скандинавских фиордах, отчеты в истраченных суммах, оправдательные денежные документы, расследования скандальных историй с изголодавшимися агентами где-то в Стамбуле или в Хельсинки, грязные тайны целой оравы шпиков, но тут же и отчеты о торговле и письма миссионеров, священников, затерянных в глухом углу на краю света.Все это поглощается пламенем, обугливается. Свидетельства об оказанных услугах, секретные обещания, тайные соглашения… Все превращается в дым и улетает в голубое небо, подымаясь между величественными зданиями, куда в роскошно обставленные, украшенные старинными гобеленами, ярко освещенные залы приезжали послы всех держав и иностранные монархи, облаченные в парадные мундиры, либо для подписания договоров, либо на великолепные рауты. Все улетает… Обгоревшие, черные, совсем уже легкие листочки корчатся на огне, подымаются к крышам, догорая на лету, крутятся на набережной над деревьями, покрытыми пеплом, застревают на ветках, оседают черной и серой пылью на зелени листьев, падают в Сену и уносятся течением…
— Знаешь, Люк, — говорит Кремье, в первый раз обращаясь к нему на «ты»… — знаешь то место из «Анабасиса»[612]
, как это там? Я не помню в точности, что-то вроде: и ветер полощет черное белье, развешенное на веревках… Помнишь? А мыльная пена уносится, как миссионер, растерзанный на куски…Он взмахнул рукой, показывая, как уносится мыльная пена. А за окном струя нагретого воздуха уносила почерневшие листки — мыльную пену от стирки господина Алексиса Леже, начальника канцелярии министерства иностранных дел.
Но что затуманило слезами глаза Бенжамена?.. Вряд ли красота образа, оригинальность стихотворной строки!
Раз решено не эвакуироваться, так почему же тогда весь день жгут дела министерства иностранных дел? Непонятно. В этот день вообще многое непонятно. Председатели обеих палат, вернувшись домой с заседания, на котором было принято решение защищать Париж до последней капли крови, находят у себя посланную Полем Рейно копию письма Эринга к председателю совета министров; Эринг считает благоразумным
Волнение, уже с утра заметное в кулуарах парламента, настолько возросло, что один из квесторов Бурбонского дворца счел нужным вручить Эррио записку, где предупреждал, что эта мера встречена депутатами несочувственно и может
Несомненно, что все складывается против председателя совета министров. Несомненно, что еще до предстоящего заседания палаты вновь обозначились прежние внутренние политические разногласия. Несомненно, что министры, связанные необходимостью вести войну, но, как и генералы, недолюбливающие друг друга, снова думают о сведении счетов. Монзи и Даладье, как и в марте, занимают одинаковую позицию: приказ об эвакуации палаты был отдан, это факт; если ответственность за это падает не на Рейно, который заявил, что вопрос об эвакуации Парижа и не поднимался, — так оно и есть на самом деле! — в таком случае эту ответственность несет председатель палаты депутатов Эррио, не правда ли? Но ведь председатель палаты только передал письмо Рейно…
По всей видимости, официальные сообщения не так уж плохи. Слухи были преувеличены.
Председатель совета министров выступил в парламенте, он говорил для Франции, но прежде всего для Парижа. Вот оно, то воззвание, которое он собирался расклеить на улицах Парижа, только содержание его уже изменилось. Правительство остается в Париже. Об эвакуации не было и речи. Но кое-кого надо сменить.