Параллельно с этими событиями к противоположной стороне крепости с протяжным скрипом выдвинулись массивные штурмовые башни, груженные легионерами. Чтобы колеса не проваливались в грязевой кисель, башни, каждую из которых толкали по несколько десятков солдат, медленно ползли по деревянному настилу, усыпанному телами невольных рабочих, сраженных стрелами и камнями осажденных войск. Дождь как затруднял действия нападавших, так и играл им на руку, сводя на нет попытки оборонявшихся поджечь громоздкие штурмовые конструкции.
В воздухе блеснула вторая стрела, выпущенная со стороны осадных башен. Сарим, проводив взглядом быстро угасший блеклый огонек, выждал немного, пока потоки ливня прибьют к земле взметнувшуюся в воздух пыль от разрушений, и громко скомандовал:
– Вперед!
Легионеры, поблескивая доспехами выстроились в колонну, и словно огромный серебристый змей устремились к узкому пролому.
Командир, не смотря на свой чин центуриона, бежал в первых рядах. Как только увидел он занявших оборону македонских солдат по ту сторону проема, бурлящая в нем ярость и жажда мести быстро поглотила хладнокровный ум предводителя центурии.
В своей последней вылазке, перед длящейся уже второй месяц осадой города Фессалоники, македонскому отряду во главе с военачальником, главой местной знати – Икаром, удалось отрезать центурию под предводительством Авла – родного брата Сарима, от основных частей войск римской империи, и разгромить их значительно превосходящими по численности силами. По словам немногих уцелевших легионеров в той бойне, Икар лично обезглавил центуриона Авла, предварительно замучив зверскими пытками.
Орошенное каплями дождя, незнающее жалости острие гладиуса, с видимой легкостью направленное точным движением закоченелой от сырости руки Сарима, вонзилось в мягкую теплую плоть македонского воина, неуклюже взмахнувшего своим мечом, так и не достигшего цели. В глазах центуриона светилась бездушная услада, словно хищник забравшийся в курятник, он окинул взором оборонявшуюся группу солдат, вынул окровавленный меч из шеи сраженного македонца и ринулся к следующему.
План римлян сработал. Основные силы их войск штурмовали стены по другую сторону города. Еще с десяток центурий расположились напротив ворот, уже не предпринимая попыток прорваться с тараном, но нависая потенциальной угрозой, отчего немалая часть сил македонской обороны оставалась закрепленной на этой позиции. Сравнительно небольшому отряду Сарима, – в сто пятьдесят воинов, украдкой обошедшему цитадель по западной стороне с десятком требушетов, не придали должного значения. Когда под натиском снарядов образовалась в стене брешь, к ее защите метнулся отряд вдвое меньший атаковавшей центурии. Кроме того, солдаты Сарима были опытными, закаленными в битвах бойцами. Об успехах его кровожадной центурии в римской армии по вечерам у костра бывало рассказывали легенды, по большей мере сильно приукрашенные, но не безосновательные.
Ловко отражая удары щитом, укрывая и без того облаченные в бронированные пластины тела, римские солдаты без особых потерь и затруднений расправились с группой македонских воинов из семидесяти человек. Один только Сарим пронзил пятерых. В его забрызганном кровью лице застыла зловещая улыбка. Он стоял, прижимая ногой к земле еще хрипящего в предсмертных муках солдата.
– Идем по той лестнице наверх! – хриплым голосом дал указания центурион и, всем весом вложившись в удар ноги, – добил македонца, раскроив тому череп.