Раздался смех и отдельные, скупые хлопки.
Артемьев почесал бороду, задумался.
– Конечно, по-настоящему нудный человек хлопать не будет… Ведь это слишком весело дня него! А что хорошего может быть в веселье? Когда вокруг творится такое, какие тут шутки? Да-да! Он будет ходить с бесящей, псевдо-глубокомысленной рожей и рассказывать обо всем, что видит, обо всем, что помнит… Без разбора… А, любители посмеяться и позитивно смотрящие на жизнь, – так это просто глупцы! Не могут понять, насколько все сложно устроено и ходят веселятся…
– Потому что жизнь, – боль! – прозвучало откуда-то из зала под впрыски разрозненного смеха.
Данила был рад происходившему. Он вдруг ощутил тот сладостный запал, что вел его на сцену в свои первые выступления, пускай даже, порой, в дрожи и смятении. Впервые за гастроли он отклонился от текста и заигрался в импровизацию и непроверенный материал. Он вновь творец!
Данила выискал среди публики прилежно причесанного молодого человека в очках, с застегнутым на верхнюю пуговицу высоким воротом рубахи. Парень сидел с безразличным выражением лица.
– О! – громко воскликнул Артемьев, указывая на него пальцем. – Это же ты тот человек в офисах, вечно, по утрам, еще не проснувшимся людям рассказывающий абсолютно никчемные истории с претензией на комичность их содержания…
Данила сменил голос на тихий и вялый, будто пародируя его:
– Представляете. Вчера, значит, в магазине подхожу к кассе пробить банку горошка, а там девушка в платье в горошек за прилавком стоит… Представляете, как совпало?! И я ей такой говорю, – горошек оставьте себе! Сошьете платок к платью!
Данила стал искусственно гоготать, после резко смолк, вернул театральный, гневный взгляд на парня в очках.
– И ведь некоторые из жалости начинают смеяться тебе в ответ… Но они не знают, что вместе с тем фальшивым смехом их тело покидает душа!
Парень в очках кивнул, лениво потянувшись в улыбке.
По залу пробежался хохоток.
– А вот, тот человек, который звонит, чтобы рассказать историю без завязки и без концовки… – Данила переключился на мужчину средних лет, зависшего в мрачном, безжизненном оцепенении. – Чтобы мы там с другого края провода мучились, скручивались в судорогах, извивались в потуге подобрать причину как можно быстрее завершить разговор… Но он будет настойчив! Так просто не сдастся. Все намеки на прекращение беседы он будет игнорировать! – разгоряченно, с жаром произнес Артемьев, после чего приложил ладонь к уху, и начал говорить в руку, изображая телефонный звонок, гнусавя и растягивая слова:
– Ну так вот, директор мне значит говорит, нужно в этом месяце новое оборудование настроить, а я же не успеваю. Как я его настрою, когда еще с закрывающими документами столько возни? Потому я подошел к заместителю и говорю, – Мне нужно еще пару дней и помощник! А мне он отвечает… Знаешь, что? Алло?! Ты меня слушаешь?
Данила приложил другую ладонь к уху, иллюстрируя говорившего по обратную сторону связи. – Угу. Слушаю, – произнес он с грустью, обреченно, скорчив гримасу отчаяния, свободной рукой изображая затягивание невидимой петли на шее.
Комик выждал, пока прошел короткий прилив рассеянного смеха, и продолжил:
– Нудный человек обязательно должен убедиться, что его старания не прошли зря… Чем больше лиц вокруг он сделал хмурыми, тем больше он ощущает свою силу. Он словно супергерой. Появляется там, где звучит преступный раскатистый смех и вершит свое правое дело!
Артемьев сделал пару кругов вокруг стойки микрофона, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но его прервали на полуслове.
– А ты смешной! – вновь ехидно выкрикнула девушка в белом платье.
Артист окинул ее уничижительным взором. Она сидела в той же позе, горделиво выправив осанку, не сводя пытливый взгляда с комика.
– Спасибо. – сказал он, претенциозно поклонившись. Прошелся по сцене, крепко задумавшись. В зале стояла тишина.
– Знаете, возможно со мной и всеми позитивно смотрящими на жизнь действительно что-то не так. – заговорил Артемьев серьезно. – Чему мы, собственно, радуемся? Жизни в прекрасном мире? Радуге после дождя?… На днях я был в гостях у друзей. Пока взрослые украшали стол колбасой и салатами, девочка лет пяти смотрела телевизор. Это был канал о природе. Там показывали, как львица в саване нагнала небольшую, хрупкую лань и своими мускулистыми лапищами начала рвать ее на куски, причиняя дикую боль. Та стонала и хрипела, захлебываясь кровью… И девочка заплакала. Прибежала ее молодая мама и сказала, что в этом нет ничего страшного. Что мир таким создал Бог и все в нем соразмерно и гармонично… А я тогда задумался. Гармонично?… Для нас устройство и законы природы нерушимый, непогрешимый постулат… И мы не вправе в нее вмешиваться… Почему мы так все думаем?