Но в этой, приключенческим романтизмом пропитанной рутине, его все чаще стал одолевать панический страх одиночества, сковывая временами разум, заставляя боятся каждой тени, каждой иллюзорной мушки в глазу, вдруг ожившей и скользнувшей куда-то в темный уголок. Вин ныне не понимал, как он раньше с такой беззаботной легкостью мог устремиться в позабытый всеми край Вселенной, с несокрушимой улыбкой в лице, полный предвкушения грядущих чудес и открытий. Юношеский задор и любопытство угасали в нем с каждым новым приступом страха, когда внезапно настигало его осознание масштабов, немыслимых расстояний, отделявших от крайней живой души; когда, глазея через иллюминатор своего корабля в бездонную черноту космоса ему начинало казаться, что эта безжалостная, вечно голодная тьма вот-вот отыщет слабое местечко в бронированном остеклении, просочится внутрь и заключит его в свои леденящие, убийственные объятия. Страх, раз проявившись, теперь волочился за ним повсюду, будто липучий, колючий репей; поначалу проявляясь мимолетным покалыванием, он, спустя годы, вырос в зубастую крокодилью пасть, которая щелкала с жутким треском над самым ухом, как только Эден давал слабину.
Вот и сейчас он провалился в эту пещерную мглу. Монотонный гул двигателя и бездыханная, безлюдная, равнодушная к живому картина за стеклом. Теперь Вин далеко даже от своего крохотного космолета, по меркам всего вокруг. Ему стало невыносимо душно, захотелось выбраться и вдохнуть полной грудью чистого воздуха, но сделай он это, – погиб бы в течение одной мучительной минуты; пригодной для дыхания атмосферы не было на много световых лет в любом направлении, куда ни посмотри. От осмысления этого факта становилось сильно хуже. Эден тормознул гравицикл. Часто и тяжело задышал.
– Эсквар, ты меня слышишь? – отчаянно воззвал он к искину. – Эсквар!
В ответ в эфире один скрипучий шум, каждым новым мертвым завихрением напоминая об изоляции и одиночестве.
Эден, стянув перчатки, дрожащими пальцами расковырял карман и вытащил инъектор с успокоительным. Прижал к коже на запястье, щелкнул активатор. Перевел дух. Отдышался.
– Если я выберусь отсюда, то, клянусь богом, это последняя экспедиция, – проговорил он под нос. Завис на время в пустоте мыслей. С упоенной радостью обнаружил, что буря внутри головы отступила. Дернул ручку управления, двинулся дальше, к вершине.
Большинство из коллег Эден Вина работали с напарником, чтобы избегать подобных психологических травм. Одиночкам вроде него платили с надбавками, меньше, чем в совокупности за двоих (что было выгодно корпорации), но весомо больше, чем каждому в паре. Да и любил он когда-то быть один. Пофилософствовать наедине с собой, не отвлекаясь на глупые разговоры. Поразмышлять о вечном, о сложном устройстве мира и возможных вариантах его прошлого и будущего. Кроме того, Вину нравилось чувство безграничной свободы в своих действия. Ни с кем не нужно было согласовывать маршрут. С его количеством успешных походов руководство давало полный карт-бланш для выбора направления странствий.
Кроме неконтролируемого страха одиночества, червем закравшимся в разум, Эден бывало ловил себя на чувстве неполноценной радости, или даже грусти, когда ни с кем кроме искина не мог поделиться красотой, наблюдая диковинную, лучезарную аномалию, распластавшуюся колоссальных размеров пятном, бушующим фейерверком посреди космической ночи. Эсквар, при всех своих невероятных вычислительных способностях не умел по-человечному созерцать, бездумно и упоенно впитывать тайное, мистическое, великое и прекрасное. Он мог лишь имитировать подобные чувства, и обладал хорошим уровнем юмора. Ему нравилось быть честным с Эденом. В подобных ситуациях он, зная, что Вин ждет от него обратного, констатировал: – “Какая же это аномалия? Мы наблюдаем гибель черной дыры с расстояния чуть более шести световых лет”.
– “Какой же ты сухарь…”, – отвечал ему Вин.
Найти планету с таким количеством воды, как на “Рида Двенадцать”, посреди увядавшей Вселенной, где практически каждый уголок уже был пристально изучен, сродни удаче моряка, выброшенного на берег необитаемого острова после кораблекрушения, случайно, или от злости ткнувшего палкой в песок и обнаружившего там сундук с сокровищами… На эти необъятные богатства Эдену было сейчас плевать. Все, чего отчаянно желал он, – выжить, и вернуться к людям, быть рядом с кем-то, чтобы согревать друг друга теплом тел.
Если солнечный приемник зацепит поток фотонов с вершины горы, запасы энергии удастся пополнить, и шансы на спасение значительно возрастут.
Метель с неиссякаемым упорством продолжала тарабанить крупинками льда и снега по лобовому стеклу гравицикла. Вин быстро пролетел вдоль подножия горы и начал подъем к вершине, красовавшейся наверху белеющим пиком. Он прокрутил голографическую карту рельефа, переливавшуюся сине-фиолетовой паутиной перед рукоятью управления, выбрал наиболее пологий склон и включил автопилот.
– До заданной точки девять минут пути, – проинформировал бортовой компьютер.