Комната с привидениями

Вновь наступил вечер, и оба друга посвятили два-три часа писательству — набрасывали те самые сибаритские заметки, что вошли в данный сборник. Затем они прекратили писать и выставили на стол бокалы. В закрытом на ночь доме было тихо. Голову возлежавшего на диване Томаса Айдла украшал легкий венец из душистого табачного дыма. На висках Фрэнсиса Гудчайлда, сидевшего в кресле, скрестив ноги и закинув за голову руки, виднелось точно такое же украшение.

Они обсудили несколько праздных тем, еще раз помянув диковинных стариков, и были по-прежнему заняты этим делом, когда настрой мистера Гудчайлда внезапно переменился на деловой и он решил завести часы. К тому времени обоих друзей уже настолько клонило в сон, что даже столь незначительная перемена прервала беседу. Томас Айдл замер на полуслове и произнес:

— Который час?

— Час ночи!

Как будто по его приказу (а все приказы в этой превосходной гостинице исполнялись мгновенно) дверь отворилась, и на пороге возник старик, но не вошел в комнату, а остался стоять в проеме, придерживая дверь.

— Один из шести, Том, ну наконец! — прошептал другу мистер Гудчайлд. — Сэр, что вам угодно?

— Нет, что угодно вам?

— Я не звонил.

— Зато звонил колокольчик.

Последнее слово он произнес торжественным низким голосом, словно имел в виду церковный колокол.

— Полагаю, вчера я уже имел удовольствие вас видеть? — осведомился мистер Гудчайлд.

— Не берусь утверждать, — угрюмо ответил старик.

— Но вы-то меня видели, не так ли?

— Я? — переспросил старик. — О да, я-то вас видел. Однако не все, кого я вижу, видят меня.

О, зловещий, неторопливый, грубый, коварный старикашка, мертвенно-бледный, с размеренной речью; старикашка, который даже не моргал — будто веки его были гвоздями приколочены ко лбу, — старикашка, чьи горящие огнем глаза смотрели неподвижно, словно сидели на болтах, которые ввинтили ему в череп и затянули сзади гайками, а гайки спрятали среди седых волос.

Вдруг мистера Гудчайлда продрал такой мороз, что он вздрогнул и как бы невзначай, несколько виноватым тоном проговорил:

— Кажется, кто-то прошел по моей могиле!

— Нет, — отозвался старик. — Там никого нет.

Мистер Гудчайлд покосился на Айдла, но тот по-прежнему возлежал на диване в облаке дыма.

— Никого, говорите?

— На вашей могиле никого нет, уверяю вас, — сказал старик и, наконец вошел, закрыл за собой дверь, после чего сел, но не согнул ноги в коленях, как обычно делают люди, а опустился в кресло совершенно прямо, будто под воду ушел.

— Это мой друг, мистер Айдл, — сказал мистер Гудчайлд (очень уж ему не терпелось привлечь к беседе свидетеля).

Старик, не глядя на второго джентльмена, ответил:

— Я к его услугам, сэр.

— Насколько я понял, вы давно проживаете в этих местах? — продолжил разговор мистер Гудчайлд.

— Да.

— В таком случае, быть может, вы сумеете ответить на вопрос, что возник у нас с другом сегодня утром? Приговоренных к смерти преступников вешали в замке, я полагаю?

— Я полагаю, да, — отозвался старик.

— И в момент повешения их лица были обращены в сторону открывавшегося с крепостных стен величественного вида?

— Приговоренных вешают лицом к крепостной стене. Когда вам связывают руки, камни неистово разбухают и сокращаются, поскольку сходное разбухание и сокращение происходит в их груди и голове. Затем — ослепительная вспышка, землетрясение, и замок взлетает на воздух, а преступник летит в пропасть.

— Сильное описание, — заметил Гудчайлд.

— Так и чувства сильные, сэр, — отозвался старик.

И вновь мистер Гудчайлд взглянул на мистера Томаса Айдла, однако тот лежал, повернув голову к старику, и не подавал признаков жизни. В этот миг мистеру Гудчайлду почудилось, что длинные огненные нити или ленты протянулись из глаз старика к его глазам и там закрепились. (Мистер Гудчайлд записывает настоящий рассказ по памяти и со всей решительностью возражает, что с того момента его охватило сильнейшее ощущение прикованности собственного взгляда к старику и этим огненным лентам.)

— Я должен все рассказать, — проговорил старик, не сводя с него ледяного немигающего взора.

— Что? — уточнил Фрэнсис Гудчайлд.

— Вы слышали, где это случилось. Там!

Для мистера Гудчайлда оставалось — и остается, и останется навсегда — загадкой, куда он указывал: на комнату этажом выше ли, этажом ниже, или на любую другую комнату старого дома, или на комнату в другом старом доме этого старого города. Его смутило обстоятельство, что старик поднес правый указательный палец к огненной ленте, зажег его и махнул им в воздухе, обозначив направление. После этого палец потух.

— Вы слышали, что она была невестой? — буркнул старик.

— Мне известно лишь, что гостям до сих пор подают свадебный пирог, — не очень уверенно ответил Гудчайлд. — Какая здесь гнетущая обстановка!

— Она была невестой — белокожей, с большими глазами и соломенными волосами, но лишенной характера и цели в жизни. Слабое, легковерное, беспомощное, никчемное создание. Совсем не то, что ее мать, о нет! Характером она пошла в отца.