«Мы прилетели в Канны в пятницу. Каждому фильму-конкурсанту отводилось по двадцать минут на проверку картинки и звука. Наши двадцать минут приходились на полночь, потому что наш фильм был завершающим, поэтому сначала мы побывали на вечеринке на яхте у Дэвида Боуи, а потом взяли себя в руки и пошли смотреть свои двадцать минут. Я нарезал субтитры в день вылета, и мы сами еще не видели своего фильма! И вот, в тот момент, когда я вошел, Дэвид говорил техникам: “Мы еще не видели этот фильм, поэтому будем смотреть его полностью”. Техник что-то мямлил, в Дэвид добавил: “Вот так мы и поступим”. Мы просидели до трех ночи, фильм показали на следующую ночь, и он получил теплый прием и Золотую пальмовую ветвь. Вот это было приключение». Когда председатель жюри Бернардо Бертолуччи объявил победителя, слышались и возгласы радости, и крики неодобрения, но так или иначе, все было решено.
К тому времени, как фильм был показан в Каннах, отношения Линча и Росселлини близились к концу. «Мэри Суини была помощником монтажера в “Синем бархате”, она была там с самого начала, – вспоминала Росселлини. – Я не знаю, как началась эта история, встречался ли он с ней, пока мы были вместе, но вначале скорее всего нет. Я смутно помню некое трение на съемочной площадке “Диких сердцем”, но было и кое-что еще, что привлекло мое внимание. Однажды поздно ночью я приехала на работу. Мне дали комнату, и я ожидала, что Дэвид будет там, но его там не было. Я подумала, что, наверное, он хотел спать. Когда я проснулась утром, то слышала по рации, что Дэвид вернулся, но он даже не зашел ко мне поздороваться. Через два часа он все же пришел и с наигранным энтузиазмом спросил, как мои дела, а я задумалась. Что же происходило? Потом, когда мы с ним были в Каннах на показе “Диких сердцем”, он внезапно сказал: “Давай поедем в аэропорт и встретим Мэри”. Я спросила: “Мэри? Мэри приезжает?” и подумала, что это очень мило с его стороны – пригласить помощника монтажера. Тогда я ничего не поняла».
[Суини была помощником режиссера по сценарию «Диких сердцем».]
«Дэвид отличался невероятной обходительностью, но вскоре после этого он вычеркнул меня из своей жизни одним телефонным звонком, сказав, что больше не хочет меня видеть, – сказала Росселлини. – Я не представляла, что так может случиться, и была шокирована. Я думала, что сказала или сделала что-то не так, или что он просто потерял ко мне интерес. Иногда я думаю о том, что не стал ли тот факт, что я не медитировала, истинной причиной нашего разрыва. Я пыталась заниматься этим несколько раз, но у меня ничего не вышло. Я итальянка, а в Италии в нас вбивают католицизм – и это стало барьером между мной и духовными практиками. Мне было очень тяжело, когда он оставил меня, и у меня ушли годы, чтобы встать на ноги. Я злилась на себя – ведь у меня была дочь и отличная карьера, и я поверить не могла, что меня выбил из колеи мужчина. Но я бесконечно любила Дэвида и думала, что он меня тоже, поэтому ощущала полное опустошение. Я видела, что наши дела идут не так, но думала, что это из-за работы. А на самом деле он просто влюбился в другую».
Дженнифер Линч говорила: «Изабелла элегантная, веселая, дружелюбная женщина, ее все знали и все хотели с ней пообщаться, что она считала очень милым. Папа – очень добрый человек, но он не любит публичности, и ему было сложно быть с ней. Некоторое время им было хорошо, но потом начались трудности». Разрыв не стал сюрпризом для Сигхвассона. «Я помню, как Дэвид говорил мне: “Джони, быть мужчиной Изабеллы Росселлини – это работа на полную ставку”. Я знал, когда у них начался роман с Мэри, я видел, как она тайком приходила к нему в номер, когда мы сводили “Диких сердцем”. Мне очень нравилась Мэри, и я считал ее отличной парой для Дэвида. Она ограничивала доступ к нему, а Дэвиду это было крайне важно».
«Дикие сердцем» победили в Каннах, но картине предстоял выход в США. Линч никогда не любил предпоказы, но после «Диких сердцем» понял, как бывает полезно посмотреть фильм вместе с далекой от киноиндустрии аудиторией после того, как одна из сцен заставила зрителей массово покинуть зал на двух показах. «Гарри Дину Стэнтону стреляют в голову, и его мозги растекаются по стене, – вспоминал Данэм. – А потом двое убийц маниакально смеются над обезглавленным телом, склоняются к нему и происходит жуткий, дикий поцелуй. Во второй раз на этом моменте зал тут же покинуло сто двадцать пять человек. Мы вышли на улицу, а там стояла толпа людей из “Голдвин” и “Пропаганды”. Мы подошли и сказали: “Эй, тут только толпа Диснея, а мы искали толпу Линча”. Мы добились еще одного показа, но для другой аудитории. Зрители сидели у экрана, как приклеенные, но когда началась эта сцена, сто двадцать пять человек снова встали и вышли, причем еще и рассердились: “Режиссер просто больной! Его надо посадить в тюрьму и запретить снимать кино!”»