Компас

Артем оторопел, не веря своим глазам. Бухарцев подобрал кепку, бросил ее вслед телу и подошел к бетономешалке. Смеситель заурчал, и шланг вздрогнул, исторгая бетон. Бухарцев стоял спиной к Артему, отряхивал ладони и, посматривая в яму, ждал, когда она наполнится до краев.

Артем попятился, наткнулся на стену, нашарил дверь и проник в дом. В его присутствии происходило нечто странное, и, вспоминая работу бок о бок с Бухарцевым — расхлябанный пропойца, любитель рыбалки, бывший журналист, державшийся в тени Евсеева, — он решил, что пока никому не расскажет об увиденном. Осторожный Артем избегал рубить с плеча и, чтобы разобраться в происшедшем, ему следовало взять паузу.

Выйдя от Филиппа Макаровича, он еще считал, что командировка в Первомайск терпит день-другой, но теперь решил не откладывать, а ехать завтра же, после совещания, которое не мог пропустить: разложить по полочкам комиссию, а также задать взбучку нерадивому Смирнову показалось ему чем-то вроде оздоровительной тренировки.

*

Всю ночь Артем раздумывал над подсмотренной сценой и доискивался ее причин. Конечно, он не строил иллюзий относительно коллег, равняя их с шайкой разбойников по любым моральным критериям. Эти милые люди, не задумываясь, воровали, мошенничали и отдавали преступные приказы, а человеческая жизнь не значила для них ничего. Но чтобы своими руками ударяться в отвратительную уголовщину — это было из ряда вон.

Артем не хотел пороть горячку. Прежде чем обнародовать бухарцевское деяние, он намеревался узнать, откуда дует ветер: могло статься, что он получал бы выгоду, сохраняя преступление Бухарцева в тайне. Компас, не признававший полутонов, не сообщил ему ничего вразумительного, поэтому Артем, скрывая эмоции, пришел утром на совещание и занял свое место за овальным столом.

Он приглядывался к лицам руководства, пытаясь высмотреть что-нибудь необычное, но на совещании толковали о привычной тягомотине. Вера Федоровна, не подозревавшая о том, что ее ждет, со скукой изучала свои подагрические пальцы. Бухарцев отсутствовал, сказавшись больным. Филипп Макарович хмурился, и Артем, зная подоплеку, не удивлялся его раздражению.

Новость о ролике, означающем беспардонный наезд, уже дошла до руководства фирмы, поэтому действующие лица казались оживленнее, чем обычно. Шестаков, в накрахмаленной рубашке, не сочетающейся с сальной кожей его бугристого лица, твердил, что они должны упредить комиссию, так что Артем только кивнул, услышав, что ему поручают ехать в Первомайск.

Он уже видел, что обманное затишье сулило нешуточную бурю, и всеми фибрами души рвался в тихий городок, чтобы пересидеть артналет.

— Против нас организована диверсия, — бубнил Шестаков. — Губернатору пишут жалобы и требуют, чтобы мы свернули производство. Накропали, — он сверился с бумажкой и скривил рот, — тысяча триста шестьдесят восемь писем. Если это просуммируют…

За столом возникло движение. Артем тоже встрепенулся, обнаружив необъяснимую странность: он припомнил, что Максимов, говоря вчера о цистернах, которые застряли на складе у Смирнова, назвал именно это число.

Подобное тождество не могло быть случайностью, и мнительный Артем вперился в лица коллег, которые горячо набросились на поднятую тему.

— С таким количеством надо решать! — говорил начальник сбыта Пономаренко, и непритворное беспокойство изображалось на его рыхлой физиономии. — Тысяча триста шестьдесят восемь! О чем они думают?

— Пускай Смирнов займется. — Вера Федоровна ляпнула очевидную глупость, потому что демпфирование жалоб было вне епархии Смирнова.

— У него нет рычагов, — вздохнул Шестаков. — Такую массу в одночасье. Нет, надо работать с комиссией. — Он выразительно посмотрел на Артема и повернулся к маркетологу. — Николай Семенович, узнайте состав. Раз такой резонанс, ее усилят, и мы прежней суммой не обойдемся.

Комиссии, подогретые сигналами общественности, приезжали в Первомайск регулярно, и так же регулярно получали средства, проводимые по особой статье, так что обсуждение вроде бы касалось рутины, но взволнованному Артему во всем чудились подвохи, и он заподозрил в разговоре некий тайный смысл.

Время от времени Евсеев гипнотизировал Веру Федоровну с улыбкой серого кардинала, словно примерялся, с какого бока начнет аутодафе. Артем знал, что Евсеев получал редкостное удовольствие, когда убеждался в низости человеческой натуры, и, разделавшись с очередным предателем, по нескольку дней сиял как начищенный пятак.

— Вера Федоровна, — промурлыкал он, когда совещание закончилось. — К вам есть пара вопросов.

Вздохнув, Артем понял, что наличные ему придется получать у бестолкового заместителя бухгалтерши. Он собрал бумаги, поскорее убрался, и даже не заехал домой, а отправился сразу в аэропорт.

В залах ожидания была сутолока, Артем долго расхаживал вдоль киосков, рассматривая сувениры, и вдруг через стекло заметил Бухарцева, который сидел на металлическом стуле и прижимал к груди портфельчик, подобно образцовому советскому командировочному.