Их выгрузили в тесный зальчик запасного аэропорта и сообщили, что всех доставят по назначению, когда погода наладится, а до тех пор никого не отпустят. Издерганные пассажиры повалились на стулья и уснули в живописных позах. Артем метался по помещению, натыкаясь на вытянутые ноги — ругался с неподкупным аэропортовским персоналом, жаловался Филиппу Макаровичу на грозовой фронт, диктовал заводскому руководству в Первомайске, как вести себя перед комиссией. Оробелое руководство вело себя как-то противоестественно, и Артем, охрипнув, решил: будь что будет. В судьбу фирмы явно вмешивались высшие силы, которые пока щадили самого Артема, и суеверная опаска удержала его от чрезмерной боевитости. Он вспомнил про Максимова, про Бухарцева, про Веру Федоровну и махнул на все рукой.
— Иди, я место заняла, — позвала его Анюта.
Она устроилась в уголке, задвинула сумку под стул и вытащила банан. Вздыхая, очистила его, съела и обтерла руки мокрой салфеткой. Потом приняла устойчивую позу и закрыла глаза.
Артем разглядывал сидящих пассажиров, не видя никого. Ему мысленно представлялись сцены последних дней. Потом среди ночи зазвонил телефон, и в трубке возникла Юлия, которую Артем забыл предупредить о командировке.
— Что за фокусы, ты где? — возмутилась она. — Поехал на дачу, и ни слуху, ни духу!
— Срочное дело, — сухо ответил Артем. — Я застрял на запасном аэродроме.
— Каком аэродроме? Кто с тобой, что за мочалка?
Артем обнаружил, что в кадр попала Анюта, которая склонилась к нему на плечо.
— Не знаю, тут все как сельди в бочке, — ответил он раздраженно.
— Я вижу! — процедила Юлия.
Артему было не до нее, он повесил трубку и, на всякий случай, отошел от Анюты к окну, за которым двигались погрузчики, разворачивались генераторы, а по рулежке ползли самолеты.
Кто-то чуть не упал на него. Артем недовольно обернулся — это был белоглазый.
— Слушай, — проговорил тот, вытирая мокрые губы и кивая на спящую Анюту. — Это же не твоя баба? Она тебе кто: секретарша, сотрудница?
— Первый раз ее вижу, — ответил Артем.
— Не претендуешь? — белоглазый пустил слюну. — Она мне очень понравилась, склеил бы, сделай милость — не мешай.
Артем пожал плечами.
— Мне по барабану, — проговорил он. — Дерзай.
Белоглазый масляно заулыбался.
— Куда летишь? — спросил он и подмигнул. — В Первомайск? Как же, знаю… занятный городок. Я с ними работал, там плиточный завод.
Артем насторожился, но не подал вида.
— Ну да, — пробормотал он. — Что завод?
Белоглазый захихикал.
— Хитрый, — поведал он многозначительно. — Объемы гонят, и еще госконтракты… школы берут, больницы, учреждения… кому дело, что плитка — дрянь, зато все схвачено, вал идет.
Артем прикинул, не входит ли белоглазый в комиссию, которую в столице дезориентировали ложными вводными.
— Плитка — дрянь? — проговорил он с недоумением. — По каким показателям?
— По всем, — усмехнулся белоглазый. — Во-первых, ломается руками… половина в брак пойдет, пока уложат. Во-вторых, дико скользкая… если пол помыть, то хоть ползи… половина народа переломает ноги. Теряет форму на раз — истирается в хлам, через месяц уже ни цвет, ни рисунок не поймешь. А через два месяца крошится в кашу… отечественный производитель во всей красе.
Артем слушал и не понимал, что происходит. Только что злополучный Бухарцев распинался перед ним о высоком качестве их плитки, перечисляя те же свойства, но в превосходных степенях. Артем сам знал, что их плитка хороша, что она берет первые места на выставках, что многие из руководства используют эту плитку в домах и коттеджах и никогда не жалуются.
Он не понимал, как объяснить это несоответствие. Если белоглазый врал для красного словца, то сложно было раскусить, в чем его выгода. Если его специально подослали к конкуренту, то было непонятно, чего он добивался идиотским оговором. А если предположить, что он говорил правду, то Артему следовало мчаться на завод, разбираться с бандой, окопавшейся на производстве, тормозить и улещать комиссию… в общем, предпринимать отчаянные шаги, но он, как нарочно, чувствовал непреодолимую апатию и словно находился в спячке, погружаясь в нее глубже и глубже. Сонные фигуры вокруг него храпели, посапывали, всхлипывали; на окном взмыл в воздух самолет — мелькнул и пропал из вида.
Белоглазый исчез, будто растворился. Артем нашел свободный стул и призвал на помощь классическую поговорку: утро вечера мудренее. Он надеялся, что, когда он проснется, морок рассеется и привычные вещи займут свои места.
*