Комплекс прошлого

Наше расследование уже исключило небольшую группу преподавателей-мужчин. Все они были совершенно асексуальными, неспособными хоть на какой-то интерес к Божественным, которые десятилетиями над ними издевались. Мы с трудом могли представить, что у них есть пенисы, не говоря уже о том, что они могут фотографировать свою эрекцию. За исключением Стюарта, все, кто входил в обслуживающий персонал, казались нам слишком толстыми или старыми, напрочь лишенными подобных фантазий. В подозреваемых оставался помощник-француз (почти наверняка гей), пекарь, который доставлял нам праздничные торты (слишком долговязый), и один из младших садовников с трудностями в обучении, который всегда улыбался и махал нам руками в классе. Все эти страстные исследования пошли мне на пользу, потому что в перерывах между подготовкой к экзаменам я могла исчезнуть, прямо как сейчас, и курить с Лорен, и никто этого не замечал. Мы виделись почти каждый день.

Но вскоре после лекции директрисы фотографии прекратили появляться. Мы просто перестали их находить. Младшие курсы расстегивали свои платья в голубую полоску до бюстгальтеров, лежали полуголые в саду, читая, одним глазом смотря в книгу, а другим выжидающе выглядывали из-за кустов. В мае наступила новая половина семестра, и в конце концов мы были вынуждены признать, что опасность миновала. Возможно, он испугался того, что сотрудники постоянно ходили вокруг школы в попытках его вычислить.

– Возможно, он умер, – сказала Лорен.

Был субботний полдень. Мы с Лорен сидели на скамейке у старой мельницы. Она только что закончила смену в Woolworth, и ее волосы были завязаны платком на затылке.

– Держу пари, он задрочил себя до смерти.

Я понятия не имела, возможно ли такое.

– Мерзость, – мы сделали вид, что подавились.

Я по привычке потерла ожог от сигареты на внутренней стороне руки. Он был похож на плотный желтый бутон, пока наконец не лопнул, и теперь превратился в блестящий розовый шрам из-за того, что я продолжала на него давить, ковырять и поглаживать. Я хотела спросить Лорен о ее брате, но не могла понять, как это сделать, чтобы не стало очевидно, что он мне интересен.

– Хочешь услышать новость? – сказала я вместо этого.

– Давай.

– Третий курс поджег Пенфолд.

– Кто такая Пенфолд?

– Наша лаборантка; она ставит химические эксперименты и все такое.

– Они подожгли ее?

– Ну, ее юбку.

– Какого черта она сделала, чтобы заслужить такое?

Я пожала плечами.

– Ничего.

Мы раздавили сигареты ботинками и пошли вдоль ручья, который проходил мимо мукомольной мельницы в сторону школы. Я не была уверена, куда направлялась Лорен, но, как всегда, последовала за ней. Дело в том, что в городе мы мало что могли делать. Кроме школы Святого Джона, которую вряд ли можно было считать достоянием, здесь не было ничего стоящего. Бывший пивоваренный городок, здесь почти не было работы. Кинотеатр был на последнем издыхании, и один за другим закрывались мясные, овощные и рыбные магазины; все горожане делали покупки в Исландии. Для горожан не оставалось рабочих мест, последними были вакансии в нашей школе: мыть полы, чистить картошку, подметать теннисные корты. Неудивительно, что они все нас ненавидели.

Человек, идущий впереди нас, сел на скамейку, положив на колени пачку чипсов и поставив рядом банку пива. Двое ребят бегали от него к мосту, кидая чипсы уткам.

– Эй вы, дурни, – крикнула Лорен и схватила одного из них за воротник. – Они не едят чипсы.

– Отстань, – сказал мальчик, вырываясь из ее хватки.

Отец сделал глоток пива, внезапно поднял глаза и покраснел.

– Они убьют уток, если будут кормить их этим, – объяснила Лорен.

– Мартин, Алан, идите сюда, – приказал он.

Мужчина встал и высыпал весь свой мешок с чипсами в воду. Послышался звук хлопающих крыльев и щелкающих клювов, вспенившейся воды, показались вздернутые коричневые и зеленые хвосты.

– А теперь отвали, – рявкнул он.

– Мудила, – пробормотала Лорен; она показала ему палец и пошла дальше. Впечатленная, я поспешила за ней.

Во время предыдущих прогулок мы ходили на кладбище и дымили среди наклоненных надгробий; как-то раз сидели в городском музее, где было дешевое кафе. Однажды Лорен пролезла через окно деревянной хижины для девочек-гайдов, куда горожанки из Короля Эдмунда якобы ходили терять девственность, но там было не на что смотреть. Она украла пачку печенья, и мы снова ушли. В тот день, я помню, мы бродили по верхним этажам библиотеки, листая журналы, а Лорен читала гороскопы. Тот факт, что она была Девой, богиней в [42]каком-то смысле, якобы имел большое значение для нашей дружбы.

– Когда у тебя день рождения, напомни? – хотела она знать.

Я не верила в знаки зодиака, но понимала, что она не отступится.

– Двадцать первого апреля.

В тот же день, что и у Джерри Лейк, к моему неудовольствию. То, что мне приходилось делить с ней комнату в общежитии, уже было ужасно, а тут еще и совпадающая дата рождения.