Вологдина уложила на места ключ, наушники, антенну, взяла чемодан и вышла из землянки. Ее взгляд скользнул по шеренге кожухов и ватников, порыжелых сапог и ботинок. Сколько лиха досталось этой одежке и обувке, а еще больше их хозяевам!
«Да что это я о ватниках и сапогах, — спохватилась Катя. — Может, в этом строю вскоре многих не станет. Меня тоже. Зато будут жить на мирной земле другие люди, слушать зеленый шум леса, видеть, как зеленеет трава и пламенеют цветы».
То, о чем сообщил партизанам Колобов, сознание Вологдиной приняло не сразу. Она слыхала о предателях, знала, что где-то они бывают, но чтобы обнаружилось предательство в их отряде…
— Место нашей стоянки, — сурово сказал Дед, — стало известно фашистам. Схвачена и погибла Света — наша связная, замечательная девушка, комсомолка. Кто донес о лагере, выдал связную, мы пока не знаем. Командование решило перевести отряд в запасной лагерь. На сборы полтора часа.
Вскоре партизанский обоз двинулся по уже поросшей муравой лесной дороге. Негромко поскрипывали колеса телег, на которых везли немудрящее отрядное имущество. Люди же двигались пешим строем, держа в руках наготове винтовки и автоматы.
Не сделав ни одного привала, партизаны прошагали больше двух десятков километров. Едва заметная колея спустилась в низину, к болоту, и пропала среди высоких кочек. В мягком зеленом мху утопали ноги и оставались следы, которые тут же заливала густая коричневая жижа.
«Был след человека, четкий, глубокий, и вдруг нет его, — подумалось Вологдиной. — Но след, который оставила в коротенькой своей жизни партизанская связная Светлана Коркина, в памяти людской не пропадет никогда».
Катя смотрела на заливаемые водой тележные следы, на проложенную в камышах тропинку и шагавших по ней людей. Впереди нее, широко ступая, шел Петр. Под его грузным телом глубоко оседала мшистая почва.
Это он, Оборя, стал героем последнего рейда, когда искали местонахождение немецкой тяжелой батареи.
Район поиска разбили на участки. Разведгруппы ушли на задание. На четвертые сутки вернулась первая группа. Орудий она не нашла. С таким же нерадостным известием вернулись и другие. А вот Оборе с Костей Рыжим повезло. Они засекли транспорт с боезапасом на маленькой станции и по следам огромных тягачей вышли к одной из батарей. Таким же образом обнаружили вторую.
Словно догадавшись, что Вологдина думает о нем, Петр остановился, пропустил Катю вперед и спросил:
— Мои данные передавала?
— Это у начальника штаба спроси. Я отстукивала цифры.
— Я чую, что о моих пушечках были эти цифры. Прилетит наша авиация и сделает фашистам аминь!
— За это тебе орден или медаль дадут, — улыбнулась Вологдина.
— Медаль, конечно, хорошо, но как же дорога мне твоя улыбка! И почему я тебе не нравлюсь? Ведь до войны на меня девчата всего района заглядывались.
— Ты хороший парень, Петро, но у меня уже есть самый для меня хороший на свете человек, мой муж.
— Разве ты замужем? — даже приостановился Оборя.
— Да, Петенька, давно.
Она заметила, как сдвинулись к переносице густые черные брови Обори. Петр не сказал, а выкрикнул:
— Я знаю, что насильно мил не будешь. Только скажи честно, что не нравлюсь, а не ври про какого-то мужа. Пешком под стол давно ли ходила!
Ничего не ответив, Катя снова посмотрела в залитые водой следы колес и сапог.
Наконец болото осталось позади. Партизаны снова вышли к наезженной лесной дороге, освещенной косыми лучами солнца. Идти стало легче. Приотставшая было радистка догнала товарищей, прислушалась к их разговору.
— Отходим. Не люблю по своей земле отступать. Лучше бы бой принять, чем от родных мест далеко шастать, — говорил Костя Рыжий.
— Знамо дело, фашиста пощекотать стоило, очень оно даже пользительно, — согласился шагавший с ним рядом бородач.
— Чего же ты, Петр, молчишь, товарищей не подбодришь? Беседа невеселая получается. Скис сам, что ли? — заговорила Катя, с улыбкой поглядев на хмурого Оборю.
— Я не молоко, чтобы скисать, — пробурчал Петр. — А если другие партизанской тактики не понимают, я не виноват.
— Это чего же, по-твоему, мы не понимаем? — насторожился Костя.
— Да то, что против силы не попрешь. У фрицев пушки, минометы, а у нас всего три «дегтяря».
— А куда идем-то?
— На запад, по солнышку видно, — сказал Костя.
— Вот-вот. А кто же на запад отступает? На восток отступают. На запад наступают. Уловил разницу? — произнес Оборя.
— Так-то оно так, — с сомнением покачал головой Костя, — и все-таки мы драп-марш делаем.
— Зато наши выстрелы в Берлине слышнее будут, — заметила Вологдина.
Лишь когда солнце ушло за высокие сосны, в глухом лесу показались наконец землянки запасного лагеря. Люди свалились от усталости — кто на пол землянки, кто прямо на траву. Бодрствовало только охранение.
Наступило повое утро, а жили старыми тревогами: как дознались фашисты об их прежней стоянке? Почему погибла связная Света? Кто предал?
Тяжелее всех пришлось командиру и комиссару отряда. Поднявшись с рассветом, они продолжили разговор, который не закончили вчера по дороге к новому лагерю.