Кому светят звезды

И Михаил, и фашистский летчик вывалились из кабин. Воздушные потоки раскачивали парашютистов, то приближая их друг к другу, то относя в стороны. Вологдин разглядел вражеского летчика: коричневый реглан, бритая голова, перекошенное злобой лицо, пистолет в руке. Он расстегнул кобуру и вытащил свой ТТ. «Ты не ступишь живым на нашу землю», — прокричал Михаил врагу, целясь в голову.

Немецкий летчик то подтягивал стропы, чтобы ускорить падение, то отпускал их, замедляя спуск.

Когда оба они приземлились в ста шагах и нажали на курки пистолетов, из пустых стволов не прозвучало выстрелов. Немец отцепил парашют, сбросил мешавший реглан. Медленно, как сходятся борцы, они пошли навстречу друг другу для последней, решающей схватки. Михаил перехватил ТТ за еще не остывший ствол, надеясь ударить врага тяжелой рукояткой. Фашист отбросил пистолет и выхватил кортик.

В двух метрах друг от друга они остановились. Солдаты двух армий, одинакового роста, схожего телосложения, измотанные воздушным боем, с лютой ненавистью смотрели друг на друга. Фашист высоко поднял кортик, пожалуй слишком высоко, и в этот миг выпрыгнувший вперед Михаил ударил его ногой в живот. Немец чуть согнулся, однако успел опустить острое сверкающее лезвие. Сталь скользнула по кителю Вологдина, прошла от плеча до пояса. Послышался треск раздираемой ткани, но боли Михаил не почувствовал. Подумал: «Пронесло», — и ударил рукояткой пистолета по голове врага. Фашист рухнул лицом на землю.

Вологдина обдало жаром. Он тронул труп носком сапога, отошел подальше и в изнеможении растянулся на дышащей влагой земле. Сил двигаться, чтобы укрыться в видневшемся поблизости низкорослом лесу, не было. Сначала он лежал бездумно, затем вдруг вспомнил гадание старой цыганки.

Года за четыре до войны ехал он с другом, тоже курсантом авиационного училища, погостить к тетке в Сибирь. На станции, где делали пересадку, подсела к ним на скамейку цыганка. Темные с сединой волосы, усталые черные глаза, толстые губы, нос с горбинкой на побитом оспой лице — такой Михаил запомнил ее. На ней была цветастая кофта и длинная юбка, а в руках огромный грязный холщовый мешок.

— Позолотите ручку, голубые, погадаю, — предложила она.

— Спасибо. Не верим ни вашим картам, ни в бога, ни в черта, — серьезно ответил Вологдин.

Прицепилась к ним старая, не отговоришься. Друг Михаила дал цыганке рубль, чтобы отвязалась.

— Нет, свой хлеб даром есть не хочу! — И заговорила нараспев, выговаривая слова с мягким южным акцентом: — Быть вам, голубые, обоим скоро красными командирами. Большая дорога перед вами. Над морем летать будете, а над вами засветят ясные звезды. А еще ярче те земные звездочки, которые рядом с вами по жизни пойдут. Светить они вам будут днем и ночью с любовью, помогать всегда — ваши жены…

— Возьмите еще целковый, — протянул цыганке деньги друг Михаила, — только скажите, как все это узнали.

— Что узнавать-то, голубые, по форме вижу, морские летчики, курсанты. Училище окончите, командирами будете. Станете над морем летать. О женах сказала, так перед выпуском многие курсанты женятся. Это очень просто — предсказывать чужую судьбу. Своей только никогда не узнаешь…

Вологдин подумал, что человек сам хозяин своей судьбы, делать ее надо своими руками и собственной головой. «А мне сейчас, — усмехнулся Михаил, — придется делать ее ногами, уходить в лес, пока фашисты сюда не нагрянули. Потом через фронт надо перебраться, где на ногах, а где и ползком на животе…»

Остывающая земля забирала тепло, холод пробирал до костей. Михаил встал, осмотрелся. Затылок мертвого фашиста из багрового становился синим. Впервые Вологдин так близко увидел убитого им человека. Его вдруг начало знобить. «Ночью замерзну в рубашке, а китель, гад, располосовал — не наденешь», — подумал он. Взгляд остановился на брошенном невдалеке фашистским летчиком реглане. Капитан медленно поднялся, брезгливо подержал его в руках, но все-таки надел реглан и заткнул за ремень немецкий кортик.

С тоской посмотрел на небо: голубое, с появившимися серыми тучами, оно было ко всему безразличным. Ветер рвал вату облаков, по верхушкам деревьев сбегал вниз к траве, и она колыхалась, словно для того, чтобы надежно скрыть след шедшего по ней человека. «Ветер вроде как и союзник, — подумалось Михаилу. — По куда идти? Где ближе к линии фронта? Ни компаса, ни карты. Планшет оторвался, когда из самолета выпрыгивал. Местных жителей бы спросить. На кого нарвешься, вдруг на предателя или полицейского. Пойду лесом».

Давно уже Вологдин не был в лесу. Он казался чужим, загадочным. Направление, по которому идти, Михаил определил по солнцу, и шел, осторожно ступая, чтобы не сломать сухой сучок, шел, прислушиваясь к своим шагам. Вдруг впереди послышался шорох. Михаил остановился. Из-под ног вспорхнула какая-то птица. Он с облегчением вздохнул и снова пошел вперед. Продвигался медленно — приходилось обходить свалившиеся деревья, глухую чащобу, болотистые низины.