Конан. Путь к Трону

Гонзаго приказал срубить несколько пальм и привязать к ним крест-накрест небольшие, но достаточно толстые ветки. С этими импровизированными осадными лестницами отряд ринулся к башне. Но, подбежав к ее основанию, пираты остановились в изумлении: в жилище Сиптаха не было ни окон, ни дверей.

Гладкие стены из черного базальта поднимались к небу. Ни единой трещины, щели, отверстия не смогли обнаружить в плотной кладке люди капитана Гонзаго.

— Кром и Митра! — пробурчал Конан. — Этот колдун что, летать умеет?

— Сэт его знает, — прошипел Гонзаго.

— А если попробовать забросить на галерею абордажный крюк? — спросил один из пиратов.

— Слишком высоко, — ответил капитан.

Матросы внимательно обшарили все окружающие скалы, но не нашли ничего похожего на замаскированный вход в подземный туннель. Стало ясно, что штурм с ходу сорвался.

Но в любое жилище должен быть вход. И если башня была местом жительства хоть кого-нибудь, ее обитатель рано или поздно должен будет как-то воспользоваться этим входом. Гонзаго подумал и затем приказал:

— Пошли отсюда, ребята. Сейчас в темноте, без инструментов мы ничего не сделаем. Надо будет продумать, что делать дальше. А пока — до утра остановимся в зарослях. И подальше, чтобы какой-нибудь шальной арбалетчик не достал нас с галереи.

Конан внимательно глядел на отходивших от башни пиратов. Похоже, что они даже радовались отступлению. Мало кто был настолько глуп, чтобы не понимать, как опасно нападать на колдуна в его собственном логове, да еще так явно закрытом для посторонних.

Пираты устроили лагерь там, где заканчивались джунгли и начинался прибрежный песок. Конан приказал собрать хворост для костра, а Гонзаго отрядил двоих матросов для того, чтобы, вернувшись на «Ястреб», они сообщили оставшемуся там помощнику капитана аргосийцу Борусу о непредвиденной задержке. Затем они должны были вернуться, нагрузив мешки топорами, ломами, баграми, молотами и прочими инструментами. Кроме того, нужно было пополнить запасы вина и пищи.

Остальные пираты расселись у костра, пережевывая сушеное мясо и жалуясь на нехватку воды. Но стоило Гонзаго подойти к огню, как ропот прекратился. Все знали, что капитан и в хорошем настроении бывал достаточно крут с недовольными, а сейчас его глаза сверкали ледяным гневом.

Конан расставил часовых, установил очередность смены и сел, прислонившись к стволу пальмы, воткнув перед собой в землю саблю. Но в эту ночь киммериец еще долго не мог заснуть.

Шум прибоя затих, замолчали даже вездесущие цикады. Джунгли затихли, словно в ожидании. Ожидании чего? Конан этого не знал, но чувствовал себя напряженным, словно сжатая пружина. Его обостренные варварские инстинкты шептали, что рядом с ними было что-то неведомое. Это что-то (или кто-то) тайно следило за незваными гостями. 

5. Кошмарные сны

Наконец Конан уснул. Но и во сне он, мучимый тяжелыми предчувствиями, видел все тот же ночной берег, на котором спали вокруг костра моряки, похожие на его товарищей.

Даже во сне Конан легко узнал одного из них. Высокий, стройный, с налетом аристократизма — это, несомненно, был Гонзаго.

Во сне Конан увидел капитана, завернувшегося в длинный плащ и сидящего на бревне, устремив взгляд на рубиновые угли догорающего костра. Затем из зарослей появилась другая фигура. Как и Гонзаго, этот персонаж сна киммерийца тоже был закутан с ног до головы в широкий плащ.

Темнота и черное одеяние не давали Конану рассмотреть это существо. Что-то в нем было не то. Форма головы? Странная сутулость? Или глаза, горевшие хищным, звериным, а не человеческим огнем? Мучаясь во сне от догадок, киммериец так и не смог разобраться, что же за зловещая тень приближалась к капитану.

Тот же явно не замечал странную черную фигуру и продолжал неподвижно сидеть, глядя в огонь. Сквозь пелену сна Конан попытался крикнуть, предупредить Гонзаго, но не смог. Он хотел хоть как-то привлечь внимание капитана, но что-то не давало ему говорить и двигаться.

Не издав ни звука, черный незнакомец какими-то странными движениями подобрался сзади к ничего не подозревающему капитану, разведя руки, оканчивавшиеся крючковатыми пальцами, наподобие лапы хищной птицы. Но самое удивительное было не в этом. То, что Конан поначалу принял за складки длинного плаща, оказалось крыльями — как у гигантской летучей мыши.

Киммериец все так же пытался разорвать оцепенение сна, предупредить капитана о нависшей над ним опасности. Но все напрасно... 

Вдруг дикий крик разорвал ночную тишину, прервав сон киммерийца. Еще мгновение Конан просидел прислонившись к пальме, не понимая, спит он или уже проснулся, а затем вскочил на ноги, сжав рукой саблю.

Страшный хриплый крик разбудил и остальных. Пираты вскочили, сжимая оружие, и, оглядываясь вокруг, искали причину столь резкого пробуждения.

Вскоре все взгляды обратились к капитану Гонзаго, все так же неподвижно сидевшему в лунном свете над погасшим костром. Крепко же спалось свесившему голову на грудь капитану, если нечеловеческий вопль не разбудил его.