Резко дернув вверх руку, Конан непроизвольно потащил за ней и змею. Киммериец с силой махнул топором в воздухе. Хотя лезвие его оружия изрядно затупилось и покрылось зазубринами в последнем бою, топор, почти не встретив сопротивления, рассек тело гадюки. Голова и шея змеи полетели в дальний конец шатра, а обезглавленное тело судорожно забилось на полу, извиваясь и скручиваясь в кольца. В каком-то отчаянном броске оно свалилось на горячие угли. Шатер наполнился запахом паленого мяса.
Конан с ужасом смотрел на свою руку. Две маленькие капельки крови выступили на месте укуса, но кожа вокруг них начала на глазах темнеть, а боль уже пронзила всю руку до плеча.
Киммериец воткнул топор в земляной пол и выхватил нож, собираясь сделать надрез на коже в месте укуса. Но прежде чем он успел сделать это, сгорбленная фигура распрямилась. Сагайета открыл глаза, холодные и ничего не выражающие, как у змеи.
— Киммериец! — почти по-змеиному прошипел шаман. — Ты убил того, в кого я переносил свою душу. Но я отомщу...
Конан метнул в колдуна нож. С неожиданным проворством Сагайета отскочил, и нож, пролетев мимо цели, воткнулся в кожаную стенку шатра. Шаман встал и протянул к киммерийцу костлявую руку.
Прежде чем губы колдуна успели произнести заклинание, топор Конана со свистом описал дугу и с чавкающим звуком вонзился в тело жертвы. Голова Сагайеты покатилась по полу, тело рухнуло, заливая шипящей кровью раскаленные камни очага и гася пылающие угли.
Конан нашел нож и полоснул себя по руке. Снова и снова он прикладывал губы к ране, отсасывал кровь с ядом и сплевывал. Чудовищная боль растеклась но всей левой часта тела. Рука стала на глазах опухать. Сорвав с себя ремень, Конан крепко перевязал руку выше локтя.
Продолжая отсасывать кровь, Конан услышал звуки начавшегося боя. Видимо, пикты, не дождавшись змеиной атаки, решили перейти в наступление, надеясь, что помощь придет позже, или рассчитывая на собственное превосходство в числе воинов. Конан дернулся, собираясь встать и отправиться к месту битвы. Но ему пришлось сдержать свой порыв: киммериец хорошо знал, что для человека, только что ужаленного ядовитой змеей, бег, резкие движения и физическая нагрузка, быстро разгоняющие кровь по телу, — означают неминуемую смерть. Усилием воли Конан заставил себя продолжать отсасывать отравленную кровь из раны на распухшей руке.
Наконец он почувствовал, что опухоль не расходится выше, боль ослабевает. Еще чуть выждав, Конан перевязал разрез на руке тряпкой, найденной среди вещей шамана. Сжимая в здоровой руке топор, а раненой держа за волосы голову Сагайеты, он вышел из темного шатра.
8. Кровавая луна
В свете луны пикты нескончаемой толпой переправлялись через протоку и вступали в бой с аквилонской пехотой.
— Лаодамас! — раздался хриплый окрик.
Светловолосый капитан обернулся в седле.
— Митра! — воскликнул он. — Это ты, Конан!
— Чего ты ждешь? — налетел киммериец на командира кавалеристов.
Лаодамас в серебряном свете луны разглядел, что Конан выглядел невероятно измученным. Лицо киммерийца было мертвенно-бледным. .
— Почему не вступаешь в бой? — продолжал рычать Конан. — Ты что, не видишь, сколько их уже переправилось через протоку!
— Я не имею права! — завопил Лаодамас. — Рыцарские законы ведения войны запрещают нападать на противника на переправе!
— Да пошел ты... — прохрипел киммериец. — Ладно, мы с тобой потом поговорим. А пока...
Опустив на землю топор и отрубленную голову, Конан подскочил к Лаодамасу, выдернул его ногу из стремени и, приподняв всадника, сбросил его с лошади.
— Ты что... — успел крикнуть Лаодамас, прежде чем грохнулся на мягкую землю, зазвенев доспехами.
Мгновение спустя Конан взлетел в освободившееся седло и, подхватив топор, насадил на него голову Сагайеты.
— Вот он, колдун пиктов! — крикнул он. — Вперед, ребята! Эскадронам держать строй! Вперед!
Горнист поднес свой рог к губам. Заждавшиеся всадники сорвали лошадей в галоп, подбадривая животных шпорами и криками. Конан прорычал:
— Кричите: «Сагайета мертв!» Горнист, труби атаку!
Конан поднял свой страшный штандарт высоко над головой и возглавил атакующие эскадроны. Криками разгоняя перед собой пехоту, кавалерия вступила в бой.
Эскадроны закованных в доспехи кавалеристов пронзили толпы пиктов, как горячий нож — масло. Конан скакал во главе колонны, правой рукой держа поводья, а левой — высоко подняв отрубленную голову шамана!
Рубившие и коловшие дикарей всадники хором выкрикивали, словно боевой клич: «Сагайета мертв! Сагайета мертв!» Услышав знакомое имя, но не понимая смысла фразы, пикты насторожились. Вдруг ближайшие к киммерийцу раскрашенные воины увидели насаженную на топор голову колдуна. Тогда им стало ясно, о чем так радостно кричали аквилонцы.