Конан. Путь к Трону

Солнце, огромный оранжевый диск, плавно скользило к западу, хижины Илимии стояли в его ослепительном блеске, черные и зловещие. Мятежники смотрели на них с опаской — никаких признаков жизни не было на пыльных улицах, за запертыми дверями.

— Может быть, — предположил Гирто, — люди услышали о приближении двух армий и разбежались, боясь оказаться между молотом и наковальней.

Конан пожал плечами, вынимая клинок из ножен. По обе стороны дороги стояли приземистые хижины, крытые соломой. У одной хижины было пристроено что-то вроде веранды, перед которой возвышалась стойка. Раскрашенная кружка над обшарпанной дверью указывала на то, что это местная винная лавка, — деревушка была слишком маленькой, чтобы похвастаться наличием постоялого двора. Дальше по короткой улице виднелось здание вроде амбара. Судя по раскиданным железным брускам, клещам и молоту, это была кузница — покосившаяся, ветхая. Никакого звона молотов, однако, оттуда не доносилось. Неожиданно, — Конан и сам не понял, почему, — волосы его встали дыбом.

Конан рывком повернулся в седле и посмотрел назад — последние всадники по двое въезжали в безлюдную улицу. Кони были зажаты лепившимися друг к другу хижинами, свободного пространства почти не было.

— Если нас атакуют здесь, нам придется плохо, — бросил Конан. — Отдай приказ поторопиться.

Гирто махнул рукой своему трубачу, а другой трубач уже играл сигнал. Внезапно двери всех хижин разом распахнулись, наружу высыпали королевские воины, оглашая сумерки дикими, воинственными воплями. Они набросились со всех сторон на отряд Конана, мечи и пики их алкали крови.

Впереди встали три ряда копейщиков, закрыв путь стеной острой стали. Они медленно продвигались вперед, глаза их горели жаждой кровавого боя, в лучах заходящего солнца наконечники копий светились тускло-красным светом.

— Кром и Иштар! — взревел Конан, взмахнув мечом. — Мы у смерти в мешке! Гирто, разверни людей!

Мирная деревня наполнилась боевыми звуками — воплями, злыми криками людей, ржанием раненых коней, лязгом скрещенных мечей, скрежетом стали, звоном щитов и глухим стуком падающих тел. Воины Конана, на которых напали с трех сторон, находились в невыигрышном положении. Ограниченное пространство не позволяло им сомкнугься или, напротив, развернуть коней. Пика в руке скачущего всадника — гораздо более грозное оружие, чем когда тот же всадник вынужден остановиться.

Мятежники, распаленные страхом и яростью, подняли копья и ринулись на нападающих. Некоторые выронили свои пики и, вытащив мечи, рубили врага направо и налево, — точны были их удары. Люди громко клялись, давали обеты своим богам. Раненые кони кричали, как грешники в аду. Одному из них копье распороло брюхо, он упал, содрогаясь в конвульсиях, и пригвоздил к земле своего хозяина; враги окружили человека и, изрубив, оставили лежать бездыханным в луже крови.

Другой всадник был воздет на копье, поднят из седла и брошен под беспощадные копыта коней. Еще один был выбит из седла, но прижался к стене и бился с врагами, — меч его сверкал, как молния.

Немало воинов князя Ульрика пали от копий и смертоносных мечей мятежников. Кровь склеила пыль восточной дороги, раненые кричали в агонии, но костлявые пальцы смерти сжали их глотки.

Конан, рыча, как лев, прорвался назад, прокладывая дорогу между рубящимися воинами и стенами. Его длинный меч неутомимо взлетал и опускался, с каждым ударом его враги отступали или падали замертво. Трижды его удары сплеча отсекали руки, и трижды кровь фонтаном брызгала из чудовищных ран. С каждым взмахом меча Конан громко кричал:

— Назад! Назад! Отходи назад! Из деревни! На дорогу!

Даже его зычный голос тонул в водовороте этого безумия звуков. Но один за другим его воины разворачивали коней и пробивались к югу. За спиной Конана сотник Гирто и двое старых пикейщиков отчаянно бились с лавиной врагов, надвигавшихся под прикрытием ощетинившихся копий, — они прикрывали отход. С пиками наперевес, они бросали своих обезумевших от страха коней навстречу стальной стене; но когда падал один копейщик, на его место вставал другой. И, несмотря на мрачное упорство — стоять насмерть, победить или погибнуть, — они не могли преодолеть безжалостный вал неумолимой стали. И вот один пикейщик упал.

Конь Конана споткнулся о распластанное тело. Он натянул поводья, чтобы удержать коня. Конан развернулся в седле и двинул копьем. Королевский воин отразил яростный удар щитом, но сила этого удара свалила его на колени, он упал в дверной проем и, стоя на четвереньках, ухватился за сломанную руку, слезы струились по его лицу.

Наконец Конан увидел, что последние из его воинов отбились от врагов и скачут вверх по склону, уходя от битвы. Узкая улица, отделяющая его от отступавших, была заполнена пешими врагами, они поскальзывались на кровавых внутренностях людей и лошадей, шатались от усталости, но, точно гончие, почуявшие кровь своей жертвы, подбирались все ближе и ближе к троим всадникам, попавшим в коварную ловушку. Конан скосил глаза направо и увидел между двумя хижинами узкую дорожку, тропинку, заросшую сорняками.