На юге деревья выше и кожица у листьев глянцевая, как у плодов граната. Я сказал «граната»? Странно. На юге дороги уже, а поля яркие, зелёные, густолиственные от влажности, и земля тоже другая – бархатная, мягкая, так и рассыпается в пальцах. У нас такой не бывает. Горы да луговина. Да лес, чем выше, тем суше, хотя некоторые умудряются селиться и там. Кому что нравится. Славный навозный жук, сказал Мориц. Поглядите, болтает чушь. Я болтаю чушь? Ну не я же. Ты лучше заткнись, сказал я. Лучше фукни в противогаз. Что бы ты ещё знал, ничего ты не знаешь, и все вы не знаете ничего. Ничего. А я, может быть, женюсь и куплю себе дом где-нибудь на самой горной вершине.
– Бетци. Или…
Господи, я что – сплю?!
Воздух переменился. Из темноты потянуло опасностью.
Я оглянулся.
Никакого движения в гаражах. Белое здание пансионата размытым пятном заслоняло ворота и кордон с шевелящимся лучом ручного фонарика. Я находился с другой стороны, и ваза мешала мне разглядеть, что происходит у птичьей купальни. Где-то скрипнула ветка.
Совсем близко.
Вот так оно и бывает. Распустишь мысли и сам не заметишь, как угодишь в капкан. Спокойно, главное, не суетиться. Я торопливо пополз вперёд, замирая при каждом шорохе, чувствуя, как мокрая ткань прилипает к лодыжкам.
Над елями на горизонте болталась луна – бледно-жёлтое полукружие, наколотое на зубчатый край ветвей. Три с половиной часа. Я выставил один таймер на пять тридцать, а второй на пятнадцать минут позже, чтобы к приезду Йена у Фриша было много работы. Сушняк хорошо горит. Лишь бы не пошёл дождь, и ветер не разнёс пламя по всей территории.
– Та-та-та…
Это птица. Или не птица?
Спину уже ломило. Розовый куст достигал мне до пояса. В директорском кабинете свет мигнул и погас, последний блуждающий огонёк.
– А?
Мне показалось, что я что-то услышал. Женский крик.
Я выпрямился во весь рост.
Кусты затрещали, как под напором зверя. От гипсовой вазы отделилась фигура. Серый прямоугольник хрустнул веткой и произнёс голосом Полли:
– Не спится, старичок?
Я отступил на шаг, поднимая локоть и разворачиваясь. Свет подскочил выше, распался на синие и чёрные полосы. Что-то блеснуло. Я услышал отрывистый смех Полли, а потом лунный серп подпрыгнул – и вонзился мне в переносицу.
Глава 10. «Ультерих»
Кирпичные стены. Жёлтая голая лампочка…
Голова разламывалась на части. В созвездии лба сосредоточился источник боли, от которого исходили игольчатые лучи, собираясь в центре вселенной. Инопланетяне говорили на чужом языке. Вряд ли они знали транслингв. У бережка, затянутый ряской, дремал маленький пруд. Он явно имел какое-то отношение к отбойному молотку, бухающему мне в висок, а синяя гладь рябила, в ней отражалось небо и облака.
– Пить. Дайте…
– Дай ему, Угер!
Кто-то оттянул мне губу. В рот брызнула ледяная вода.
– А, с-сволочь!
– Облил?
– Но…
Голоса сливались и резонировали. Такая гулкая перекличка басов бывает в спортзале. И лампочка – нищета, душный матрац, запах пота в казарменной раздевалке…
Я напряг руки. Что-то больно врезалось мне в запястья.
– Сиди тихо, – предупредил Полли.
– Хр-ш, – согласился я.
Под черепом слегка прояснело.
Помещение напоминало кладовку – узкое, четыре глухие стены, выкрашенные бежевой краской, и шнур под потолком. Убирались здесь редко и, видимо, ещё реже проветривали. От оплавленной розетки тянуло гарью. Я моргнул. Глаза щипало и жгло, и стул, на который меня усадили, так громко скрипел, что казалось, будто он сейчас распадётся.
У двери на продавленном соломенном топчане расположился Херменли. Он держал консервную банку и ложку и таращился на меня, как на выходца из могилы. На его покрасневших щеках горели веснушки.
– Ещё… пить.
– Хватит! – возразил Полли.
Очевидно, он был здесь за главного.
Прочие угрюмо молчали. В собравшемся полукруге я заметил двоих санитаров. Остальные, скорее всего, явились из лагеря и ещё не успели переодеться. На белобрысом парне были футбольные шорты и наколенники, мокрые от прилипшей травы. В резком свете пятна выглядели чёрными, как запёкшаяся кровь.
– Оклемался? Тогда пошли.
Они вздёрнули меня на ноги и потащили к двери.
Я не сопротивлялся. Внутри было пусто, и вести себя следовало так, чтобы конвоиры думали, будто я оглушён. Где-то рядом пискнула рация. Всё происходило как в плохом шпионском боевике. Только от соседей воняло пивом, и моё избиение должно было состояться не на космической станции, а в
Короткая суетня – и мы выпали в предбанник с одной-единственной дверью. За ней оказался довольно просторный ангар. Пожалуй, я всё же ошибся. Из окна виднелась лужайка, и сквозь прутья решётки я заметил неизменный ряд турников.