Конечно, это не любовь (СИ)

Наваждение схлынуло. Шерлок снова был в Лондоне, на земле перед ним лежал всего лишь попрошайка.

— Вы живы? — спросил он и понял, что, похоже, застудил горло.

— Силен, малец, — произнес попрошайка на жутком кокни и, шатаясь, поднялся. — Как тебя сюда занесло?

— Забежал, — ответил он.

— Издалека бежал, видать.

— Издалека, — согласился Шерлок.

— Так мелочи нет?

— Ни пенса, — честно ответил он. Обратный билет до Кроули он купил еще утром.

Попрошайка кивнул и уже хотел было уйти, но вдруг остановился, развернулся и спросил:

— Будешь сигарету?

Шерлок недоуменно приподнял бровь, а попрошайка порылся в кармане и вытащил оттуда помятую, но на удивление чистую пачку сигарет, открыл ее и протянул Шерлоку.

Тот сглотнул. Ноги все еще дрожали, горло горело огнем, а мысли… их просто не было. Он решительно вытащил из пачки сигарету. Попрошайка поджег ее, и Шерлок втянул в легкие горьковато-кислый дым — и без того больное горло словно обожгло, из глаз брызнули слезы, он закашлялся и хотел было отбросить сигарету, но передумал, восстановил дыхание и сделал еще одну затяжку*. Вкус был все таким же омерзительным, но он был значительно приятней послевкусия от разговора с Гермионой.

— Тебе это, похоже, нужно, — пробормотал попрошайка, махнул рукой и заковылял прочь. Шерлок остался стоять в проулке и почти бездумно втягивать едкий дым, убеждая себя (почти успешно) что слезы в глазах стоят именно от боли в горле и от того, что табачный дым раздражает слизистую. И только поэтому.

Когда сигарета закончилась, он отбросил в сторону окурок и вышел из темного проулка. Его мозг работал как машина, словно существовал сам по себе — чистый разум безо всяких эмоций и чувств. Шерлок без труда сориентировался на улице, пешком добрел до своей остановки, доехал до дома.

— Шерлок, ты верну… — мама остановилась на полуслове и спросила нетвердым голосом: — в чем дело, милый?

— Я в порядке, — ответил Шерлок и прошел в свою комнату.

— Шерлок, подожди! — позвала мама. Он не остановился. Потом до него донеслось: — и чем от тебя пахнет? Ты что, курил?

Он захлопнул за собой дверь, снял куртку, заметил, что остался только с одной перчаткой, почему-то страшно разозлился из-за этого и забросил перчатку под стол. Больше всего ему хотелось сейчас лечь на кровать и не вставать. Вообще больше никогда. Но его взгляд наткнулся на лежащую на тумбочке скрипку.

Он вынул ее из чехла, осторожно проверил струны, настроил — на слух, у него никогда не возникало проблем с настройкой, хотя он не помнил, чтобы кто-то учил его этому. Первые ноты дались тяжело — он хотел играть, но не знал — что. Его прекрасный «Восточный ветер» не подходил, в нем была надежда, а надежду Шерлок не ощущал. Может, классику? Но он не знал ни одного классического произведения, которое подошло бы ему сейчас. «Играй о себе, Шерлок!», — пошептал из глубин Чертогов чей-то голос. Возможно, мамин — кто еще мог бы говорить с ним так заботливо? И он играл — понятия не имея, хорошо играет или плохо.

Прервали его игру лишь глубокой ночью — раздался тихий стук в окно. Кто-то бросил в стекло камень.

Дружбы не существует. Глава 16.1

Убежал.

Гермиона остановилась посреди площади Гриммо и уже тихо повторила:

— Шерлок.

Догнать его было невозможно, только не ей с ее неуклюжестью и нелюбовью ко всяческому спорту. Он убежал, и скорее всего, уже не вернется. Гермиона медленно подняла руку и зажала себе рот, чтобы подавить рвущиеся рыдания. И вспомнила, что так и не вернула Шерлоку перчатку. Она судорожно втянула носом воздух, сморгнула несколько раз и громко всхлипнула — и тут же прикусила губу, больно.

Он больше не вернется. Гордый, самолюбивый Шерлок никогда не простит ей то, чего она на самом деле не хотела ему говорить. Смесь отчаяния и стыда за собственные слова навалилась на нее с такой силой, что слезы высохли.

Нужно было вернуться в дом. Она быстро несколько раз сглотнула, пытаясь отделаться от отвратительной сухости во рту, развернулась и вошла в дом. Прокралась мимо спящего за шторами портрета. Обогнула троллью ногу. Ей надо было добраться до убежища, тихого места, где ее никто не потревожит — это было все, о чем она могла думать. Там, где-нибудь, где точно никого не будет, позже, она расслабится и будет плакать, а потом, когда успокоится, она найдет силы снова подумать о своем поступке. Совесть не позволит забыть о нем.

С раннего детства лучшим убежищем от проблем или страхов для Гермионы была библиотека. В тишине книжных полок она успокаивалась, из пыльных страниц черпала силы. Все так же тихо, надеясь никого не встретить, она прокралась на второй этаж. Внизу из столовой раздавались громкие голоса, миссис Уизли за что-то отчитывала близнецов. Из-за дверей одной из комнат доносились приказы Рона: «Конь, на «же-шесть», и робкие советы Гарри: «Ребята, может, походим пешкой?».

Гермиона прошла мимо и все-таки достигла спасительной гавани. Она закрыла за собой тяжелую дверь библиотеки, прислонилась к ней спиной и тут же отпрыгнула от нее. В библиотеке она была не одна.