Сириус Блэк сидел за столом возле окна, вместо книг перед ним стояла открытая бутылка огневиски. Стакана рядом не было. Заметив Гермиону, он кивнул ей, приподнял бутылку, словно салютуя, и сделал глоток из горлышка.
— Прости, я… — пролепетала Гермиона и хотела было уйти — она чувствовала себя так, словно застала крестного Гарри за чем-то неприличным, — но Сириус сказал:
— Выглядишь неважно. Проходи, здесь много места.
Гермиона посмотрела на дверь, на стройные стеллажи с книгами и потянулась к дверной ручке, но услышала булькающий звук еще одного глотка и решительно села в другое кресло, не слишком близко от Блэка, но и не на другой конец комнаты. Сама она сможет продержаться еще чуть-чуть и пореветь позже в своей комнате, а потом написать Шерлоку письмо и все объяснить. А Сириусу нужна была помощь — то, что он вот так напивался в одиночестве, было неправильным.
Она приоткрыла было рот, а Сириус спросил:
— Не жарко?
Гермиона вскочила и быстро сняла пальто и единственную перчатку. Пальто положила на пустой стол, а перчатку крепко сжала, словно это была рука ее друга. Если бы она успела его удержать…
— Что случилось, Гермиона? — спросил Сириус мягко. В его голосе совершенно не слышалось пьяного дрожания, но почему-то Гермиона была уверена, что он выпил немало.
— Все хорошо, — ответила она и опустила взгляд, внимательно рассматривая оставшуюся перчатку.
— Ты не выглядишь как человек, у которого все хорошо. Поверь, я точно знаю, каково это — делать вид, что все хорошо, в то время как все невероятно хреново, — заметил Сириус и, судя по звуку, опять приложился к бутылке.
— Ты не рад Рождеству? — спросила Гермиона, чтобы хоть что-то ответить.
— Еб… Зачем мне оно нужно, ваше Рождество? — ответил он и сделал новый глоток. — А впрочем, рад. Ваше общество — неплохое разнообразие после эльфа и сумасшедшего портрета. А у тебя все-таки не все хорошо. Иначе ты сейчас стояла бы над душой Рона и Гарри и заставляла их учиться, а не сидела бы здесь.
— Я поссорилась с другом, — честно ответила Гермиона. — Сказала ужасную вещь.
— Которому из них? Рон пообижается день-другой, а Гарри, — голос Сириуса стал мягче на этом имени, — Гарри не способен сердиться ни на кого дольше часа. В любом случае, извинись, если виновата, и все.
Гермиона почувствовала, как что-то сжалось в груди, и тихо сказала:
— Это не Гарри и не Рон. Ты не знаешь его. Он… не волшебник.
— Он хороший друг?
Гермиона улыбнулась, чувствуя, что все-таки плачет. Слезы просто текли по щекам, в горле и глазах щипало. Был ли Шерлок хорошим другом? Он всегда был просто чудовищем! С его обидами, придирками, вздорными фантазиями и то и дело возникающими идеями. Он с детства был сущим кошмаром. Но…
— Да, очень хороший.
— Тогда остальное не важно. Хоть магл, хоть мантикора, — произнес Сириус.
— Он даже больше, чем друг. Я знаю его с детства, и он… когда я узнала, что буду учиться в Хогвартсе, я была счастлива, но едва не отказалась, когда выяснилось, что он не поедет со мной.
— Джеймс, — вдруг сказал глухим, почти чужим голосом Сириус: — был для меня всем. И я для него — тоже. Никогда не прощу себя, что не уберег их. И знаешь, останься он жив, он вытащил бы меня откуда угодно. Даже из Азкабана. И ему было бы все равно, сколько свидетелей видели, что я убиваю людей. Он остался бы моим другом.
Гермиона впервые за время разговора подняла глаза и увидела, что бутылка почти опустела, а Сириус сидит в кресле, запрокинув голову на спинку, и смотрит куда-то в потолок.
— Помирись со своим другом, Гермиона, — добавил он.
— Он не простит. Просто не будет читать письма, и все. Он страшно упрямый. А поговорить с ним я не могу.
— Он в Англии? — спросил Сириус и поднял голову. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на оживление.
— Да, — ответила Гермиона, не совсем понимая, к чему этот вопрос, — в Кроули.
Сириус встал из кресла, одним махом допил остатки огневиски, отставил бутылку и произнес с азартом:
— Хочешь съездить к нему и поговорить?
Гермиона нахмурилась. Что он задумал?
— Я не совсем понимаю… — сказала она.
— Я отвезу тебя к нему ночью, вы поговорите, и до утра мы вернемся. Нашу отлучку никто не заметит.
— Но… — Гермиона тоже встала и попятилась за кресло, — Сириус, это опасно.
— Вздор! — он тряхнул головой и улыбнулся шальной улыбкой, которая сделала его несколько похожим на собственный портрет с плакатов «Разыскивается». — Я взрослый волшебник, и я два года успешно водил за нос Министерство и даже Дамблдора. Если бы не Петтигрю, даже директор не нашел бы меня. Неужели ты думаешь, что я не смогу обеспечить безопасность во время одной вылазки на несколько часов?
Это звучало безумно. И Гермиона, конечно, собиралась отказаться. Она хотела помириться с Шерлоком, больше всего на свете, но подвергать такой опасности Сириуса, рисковать делами Ордена — ни за что. Она думала ответить: «Спасибо, Сириус, но — нет, это слишком опасно», но вместо этого спросила:
— Но зачем? Зачем рисковать?
Сириус на мгновение стал серьезным, безумная улыбка пропала, и он сказал спокойно: