Захар стиснул зубы. Ему было ужасно обидно. Он мечтал об Ортленне. Гулял с ней по Нлакису, развлекал разговорами… Надеялся заслужить ее любовь, как дурак. А этот довольный собой капитан, для которого она ничего не значит, просто еще одна баба на жизненной траектории космического волка, получил все за несколько капель крови. Ревность ела глаза. Ну почему?
Именно поэтому, подсказывал разум. Потому что для него это ничего не значит. И для нее тоже. Встретились и разошлись, и всем хорошо. Захар так не мог. Неловко, боязно. Она ведь спросила в первый же день, не хочет ли он ее, а он испугался вот так сразу сказать «да». Нет – значит, нет, она стала видеть в нем исключительно коллегу и собеседника. Боже, какой он дурак! Шшерские кетреййи и то умней, по крайней мере, в этом отношении.
Он расстроенно сел в углу кают-компании, налив себе виски. Бойко Миленич пожал плечами, решив, что впечатлительному Зальцштадтеру стало дурно от вида укуса, и выкинул его из головы. У капитана были более неотложные дела, чем сюсюкать с пассажирами.
Экраны подернулись радугой. Мощность на ГС-приводе вышла на режимную, и в этот момент корабль тряхнуло, где-то снизу залязгало, заскрежетало.
– Что такое? – рявкнул Миленич.
– Кто-то в нас врезался, – неуверенно ответили аналитики. – Или мы в кого-то врезались.
Они сейчас слепы, как котята. Ни один экран не показывает ничего, кроме радуги.
– Как можно в кого-то врезаться в ГС-переходе? – раздраженно буркнул Миленич. – Бред сивой кобылы.
– Тяжело идем, – констатировал пилот. – Мощности не хватает, – и добавил энергии на ГС-привод.
– Это все долбаный хренотазик, – проворчал второй. – Нагрузили под завязку, придурки.
Радуга исчезла. На горизонте маячила Земля, слева и сверху – остальные три крейсера. «Сайрес Смит» передал всем приказ оставаться на орбите. Миленич собрался вызвать Землю, чтобы договориться о посадке шаттла и о приеме беспилотника с траинитом.
– Кэп, – растерянно позвали аналитики, – а где мини-корабль?
– То есть как – где? – опешил капитан.
Перед ним на экране возник схематичный силуэт крейсера. Внизу, там, где полчаса назад находился пристыкованный беспилотник, ничего не было. Болтались какие-то оборванные штанги – и все.
До покрывшегося холодным потом Миленича наконец дошло, что это было за сотрясение и лязг.
– Черт, мать! Мы потеряли тазик в проколе!
Что он скажет чертову Зальштадтеру? Его груз стоил миллиарды!
Иоанн Фердинанд пребывал в прострации. Катастрофа у Мересань всех слегка прибила, а он прямо-таки с лица спал. Даже за пайком не приходил, валялся у себя в каюте, играл на гитаре и плакал. Шварц зашел, посмотрел на старпома. Спросил:
– Может, к своим хочешь? Иди, я дам расчет.
Наверняка теперь никто не вспомнит, что его имя прокляли. До того ли? А здоровый, знающий мужик пригодится.
– Нет, – категорично ответил Иоанн Фердинанд.
Ему было стыдно до слез. Это казалось ему еще худшим предательством, чем то, что он уже совершил. В трудный час, когда небеса отвернулись от родины, любой должен быть вместе со своим народом. Стоять плечом к плечу, поддерживать друг друга. Но он не хотел. Не желал прыгать обратно в трясину, едва из нее выкарабкавшись. Не желал, имея паспорт гражданина Земли, отказываться от преимуществ, которые он дает.
– Я эгоист, – признался он попу Галаци.
– Сие есть грех, – согласился тот. – Все люди слабы, и ты не исключение. Молись Господу, чтобы наставил тебя.
Но не сказал однозначно: бросай все, сигай в болото и помогай соотечественникам оттуда вылезать. А молиться Иоанн Фердинанд не стал. Побоялся, что наставление Господа выйдет вовсе не таким, как ему хотелось бы.
– Не вздумай наложить на себя руки, хренов страдалец, – пригрозил ему Шварц. – Покончишь с собой – убью, на фиг.
Столь оригинальная формулировка заставила мозги некоторое время крутиться вхолостую, пытаясь найти ответ на этот логический парадокс. Но Шварц мог бы не волноваться. Иоанн Фердинанд хотел жить. И, по возможности, жить хорошо. Вот так неромантично и малодушно.
Выходил он только для того, чтобы выкурить папиросу. Тут, на Мересань, зелья было – завались. Душистого, не то что земная трава. Ребята Аддарекха в поисках еды откопали из-под груды щебня склад табачной лавки, и шитанн принес несколько ящиков специально для него. Тогда он оттаял, на целых несколько часов. А потом депрессия вновь накатилась волной.
Шварц осерчал: ты офицер или говно? Осекся, поняв, что Иоанн Фердинанд готов снова кротко ответить: говно. И тут же постановил, что не хрен старпому без толку протирать дыры в простынях, пусть идет руководить работами по раскурочиванию линкора. Будет занят делом, все лучше.