Конец фильма

Адмирал писал о Великом Электрике. Но не отвлеченно-философски, отнюдь. Он полностью подтверждал заявление землян о том, что Гъде использует в войне темную силу – заявление, которому координатор толком и не поверил, счел пропагандистским. Т’Лехин называл и непосредственного участника договора с тьмой – Ена Пирана. По его словам, у землян имелись этому неопровержимые доказательства. И это было совсем плохо.

Это было просто ужасно, потому что отказаться от услуг Ена Пирана т’Согидин сейчас не мог. Только не сейчас, когда райские линкоры то и дело нарушают периметр, гадят, если удается, и ускользают. Эскадра Ена Пирана держит кровососов на расстоянии, они не решаются забираться вглубь, а что будет без нее? Как вообще вести войну без адмиралов – без специалистов, разбирающихся в кораблях, в стратегии и тактике, в психологии противника?

Мересанец недовольно пожевал губами и бросил письмо через стол Ену Пирану. Тот развернул папирус и поморщился.

– Здесь написано по-вашему, координатор т’Согидин. Я не понимаю.

– Я расскажу вам, что здесь написано, – молвил координатор, глядя куда-то мимо – не то в окно с вечерним пейзажем, не то на картину на стене – с утренним. И стал повторять текст письма по-хантски, монотонным, ничего не выражающим голосом. Память у т’Согидина была фотографическая.

Мороз пробежал по спине адмирала с первых слов. А потом он взмок. А потом опять похолодел, когда темные глаза мересанца посмотрели прямо на него, впились, требуя ответа:

– Это правда, адмирал?

Он попытался отвести взгляд, спрятать и убедительно соврать, но холодные глаза т’Согидина держали цепко. И оправдание прозвучало фальшиво:

– Конечно, нет, координатор т’Согидин! Меня хотят опорочить.

Фиолетовые губы чуть дрогнули, изображая кривую улыбку.

– Ну разумеется, адмирал. Как я сам не догадался?

Он сгреб письмо со стола, вложил в папку, тщательно завязал узел, поместил папку в металлический сейф. Если о письме станет известно князьям Мересань, о победе в войне можно забыть, потому что без Гъде Мересань не справится, а союз с Гъде придется разорвать. Униженные извинения перед землянами и мировым сообществом, потеря авторитета, контрибуция – а у землян безграничные аппетиты, дай им волю… Если письмо просочится в народ, т’Согидину не позволят сделку, которая только и может вытащить Мересань из войны с прибытком.

Координатор основательно угнездился в кресле и расправил складки на расшитом халате. Его молчание давило на Ена Пирана, и он открыл было рот, но т’Согидин перебил:

– Я даю вам месяц, адмирал, – он ронял слова тяжело и веско. – Месяц на то, чтобы вернуть адмирала т’Лехина. Если вы сделаете это, никто не узнает о его письме. Я поговорю с т’Лехином. Он человек разумный и согласится молчать. Месяц, и мы расстанемся с вами мирно и к обоюдному удовольствию. На Мересань вас не будут преследовать и обвинять. Ни в чем. Вы меня поняли, адмирал?

Ен Пиран сглотнул. Координатор не сказал ни словом, ни намеком о том, что будет, если гъдеанин не вернет т’Лехина в течение месяца. Но адмирал был вовсе не глуп. Ничего хорошего не будет, уж точно. Т’Согидин делает вид, что принял его оправдания, но он знает, что это ложь. И Ен Пиран знает, что он знает. И тот знает об этом.

– Адмирал т’Лехин непременно будет освобожден, – пообещал он хрипловато. – Мы над этим работаем.

Ройен чуть локти не обкусал с досады, когда узнал, что тот десантник, метко срезавший его из шокера, такой же воин, как он – танцовщица. Баба! К тому же не из вояк; мересанец знал, что земляне не считают войну строго мужским занятием, но эта-то баба вовсе не имела к десанту отношения. Сотрудница какой-то из корабельных служб, спустившаяся на планету прогуляться. Так обидно ему еще никогда не было.

Шварц отметил Эллу Ионеску перед строем и представил к медали. Адмирал был суров к недотепам и разгильдяям, но справедлив. Когда «Ийон Тихий» придет на Землю, Элла получит свою медаль. Впервые настоящая боевая награда украсит грудь аналитика. Довольно пышную грудь, между прочим. Мересанские пленники так и пялятся исподтишка, а этот самодовольный адмирал, даром что расхваливал ее и ставил всем в пример, на такую замечательную грудь вообще не обращает внимания. Ну точно, гомосексуалист.

Либо – теперь, когда все кончилось хорошо и даже удачно, и Эллу больше не трясло от адмиральского произвола, она вновь стала мыслить трезво и взвешенно – либо адмирал Шварц в ловушке Большой Любви. Он продемонстрировал справедливость, и Элла сочла себя должной также явить беспристрастность. Большая Любовь – не миф Средневековья. И в наши дни порой случается, что мужчина теряет голову и не замечает других женщин, кроме своей единственной. Но чтобы этот черствый, циничный тип, отморозок на все сто? Кем должна быть женщина, чтобы его проняло до такой степени? Принцессой, не меньше. Элла мысленно фыркнула. Категорически отрицать такой вариант нельзя, но прямо скажем – вряд ли. Гомосексуализм – гораздо более вероятное объяснение.