Конец «графа Монтекриста»

Разумеется, товарищ Быстрых не преминул соответствующие образом охарактеризовать «графа», сообщить, сколько раз он судился, и разъяснить, насколько это «в корне отпетая личность».

– Считаю своим долгом доложить, – говорил товарищ Быстрых, – что это неисправимая и социально-опасная личность. Преступного полёта птица.

К удивлению товарища Быстрых, эти яркие краски не произвели должного впечатления.

– Говоришь, озорной? – задумчиво произнёс командир отряда. – Это хорошо, что озорной. Таких нам и надо: тихони здесь ни к чему…

– Боюсь, не доставил бы этот фрукт нам хлопот, – стоял на своём товарищ Быстрых. – Вот чего я опасаюсь.

– А ты не опасайся, – улыбнулся командир. – Ничего, человека из него сделаем. И, между прочим, прошлого ему не вспоминай. Не обижай парня… А сейчас приведи его ко мне.

Пожав плечами, товарищ Быстрых пошёл за «графом» и вскоре доставил его к командиру. Тот принял «графа» как ни в чём не бывало и сделал вид, что вовсе о нём ничего и не знает.

– Как твоя фамилия, землячок? – спросил он.

– Мишкин, – ответил «граф», с интересом разглядывая худощавое, строгое лицо командира и его внимательные, зоркие глаза.

– Давно из города?

– Вчера вышел.

– Ну, что там новенького?

– Особых новостей нет. Фрицы лютуют. Вчера молебен устроили…

И «граф» рассказал обо всём, что произошло в церкви. Командир выслушал его с большим вниманием.

– Молодец поп! – с искренним восхищением произнёс он, узнав о проповеди отца Евтихия. – Надо будет взять его под защиту. Ну, а пока надо гостя накормить и устроить на отдых. Позовите мне нашу хозяюшку!

Быстрых вышел и через несколько минут вернулся с высокой, стройной девушкой.

– Слушаю, товарищ командир, – произнесла она певучим, спокойным голосом, и «граф», услыхав этот голос, вскочил с места и уставился на девушку широко раскрытыми глазами.

– Галя! – взволнованно воскликнул он.

– Петя! – тихо ответила она, покрываясь румянцем.

– Э, да вы, я вижу, старые знакомые, – произнёс командир отряда и, подмигнув товарищу Быстрых, добавил: – Стало быть, мне и говорить нечего. Галя сама уж догадается, как гостя принять. Примешь, Галя?

– Раз приказано, и приму, – уже спокойно ответила Галя. – Идёмте, товарищ.

Они вышли из командирской землянки. «Граф», ликуя в душе, следовал за девушкой. Она шла молча, изредка оборачиваясь, чтобы посмотреть, не отстал ли он.

– Ночи-то теперь сырые, – нерешительно начал «граф».

– Осень, – коротко ответила Галя.

«Граф» в темноте не видел, что она улыбалась.

– Вам здесь не страшно? – спросил он.

– А вам, кажется, известно, что я не робкого десятка. – произнесла она.

– Мы оба не из робких, – оказал на это «граф». – Давно я вас не видал.

– Разве? Что-то я не заметила, – ядовито бросила девушка.

– Может, мне показалось, – с ледяным равнодушием парировал «граф». – Может, я вас с кем-нибудь спутал…

Это определило дальнейшее. Галя очень сухо предложила «графу» поесть. Он холодно поблагодарил её. Потом она проводила его в мужскую землянку, где он мог отдохнуть. Пожелав ему спокойного сна, девушка ушла к себе, а «граф» завалился на койку.

Но он не мог заснуть. Не спалось и девушке. Она всю ночь пролежала с открытыми глазами, думая о нём. Галя любила «графа» и в отличие от него никогда не боялась себе в этом признаться. За всё время пребывания в отряде она ни на один час не забывала о нём. Она не знала, где он, какова его судьба. Осторожно, стараясь не выдать своего волнения, она расспрашивала у Быстрых, куда девались заключённые, но толком ничего не смогла узнать. И вот сейчас Петя здесь, в отряде, в соседней землянке. Но как он смел сказать это ужасное слово – спутал! Значит, ему и в самом деле всё равно, значит, он чужой, равнодушный… Как хорошо, что она и вида не подала, что рада его приходу. Надо с ним так же держаться и впредь, раз он такой… А он похудел, видно, туго приходилось всё это время! Волосы стоят у него смешно – ёжиком. Верно, их в тюрьме так стригут. Но к нему это идёт, так он какой-то симпатичный, совсем как маленький… Сколько уже лет прошло с того дня на Зелёной горе? Пять лет. А сколько это месяцев? Целых шестьдесят… Двести сорок недель! Боже, как давно это было, а кажется, что вчера. Губы у него тогда были такие горячие, и глаза так блестели! Как всё же хорошо, что он здесь, почти рядом! А чему это улыбался командир? Неужели он что-нибудь заметил?.. Ой, только бы нет!

– Подумаешь, задаётся, – ворчал в это же самое время «граф», беспокойно ворочаясь на койке. – Эти девчонки думают, что без них жить нельзя. Дуры!.. Особенно сейчас, во время войны, заниматься любовью – просто смешно. А всё-таки лихая она девка, молодец! Партизанит. Что ни говори, а моя школа… И такая быстроглазая… «Я, – говорит, – не робкого десятка». Это верно, но и я ей здорово ответил. Пусть не задаётся… Подумаешь, какая птица!..

* * *

Быстро бежит время!.. Уже месяц прошёл с того дня как «граф Монтекрист» пришёл в партизанский отряд. Он успел за эти тридцать дней познакомиться с партизанскими буднями, а партизаны полюбили его за весёлый нрав, за удивительную смелость и находчивость.