Конец «графа Монтекриста»

С детских лет ему хорошо были известны все окрестности, все просёлочные дороги и большаки в этих родных ему краях.

В первый день «граф» прошёл километров тридцать и к вечеру остановился на ночлег в одной деревушке. Разговор с женщинами, оставшимися в деревне, не дал никаких результатов в смысле выяснения местонахождения партизан. В ответ на его осторожные расспросы бабы только угрюмо отмалчивались или коротко отнекивались.

Чувствовалось, что они ему не доверяют и ничего не скажут.

– Не верите! – вздохнув, сказал бабам «граф». – Эх, не видите, дуры, что за человек перед вами… Думаете, я для фрицев узнать хочу?

– Зря ты, сынок, осерчал, – произнесла одна из баб, совсем уже пожилая женщина. – Ничего мы знать не знаем и ведать не ведаем. А что дуры мы, так это уж верно, что дуры. И вовсе тёмный народ.

Бабы засмеялись и ушли.

«Граф» понял, что толку от них не добьётся. Тогда он решил порасспросить стариков. Встретив у околицы какого-то столетнего деда, он любезно угостил его табачком и присел рядом с ним на бревне.

– Что, дедушка, – спросил он, – сыновья-то, небось, фронте? Один остался?

– Снохи есть, – коротко ответил дед, обходя таким образом вопрос о сыновьях.

– Ну а сыновья-то всё-таки где же? – не унимался «граф». – В армии или еще гдё?

Дед прищурился, внимательно посмотрел на «графа» и, подумав, ответил:

– Известно где! В почтовых ящиках…

– Где? – удивился «граф».

– В почтовых ящиках, – повторил старик. – Николай был в почтовом ящике нумер 5562, Сергей – в ящике нумер 5678, а Иван – в нумере 4126. Так и шли по нумерам. Не одни мои сыны – во всём колхозе так. Ну, а теперь, как припёр в наши места герман, так и писать стало некуда.

– Некуда, а номера вот помнишь, – подмигнул ему «граф». – На всякий, видно, случай.

Дед ещё раз метнул в «графа» острый, внимательный взгляд и спокойно сказал:

– А что ж – нумер не конь, овса не просит. Что ж его забывать! Может, когда и сгодится… Наше дело тёмное. Мы в политике не разбираемся – что, как и к чему. Кто его знает?.. Может, и сгодится…

Разговор как будто начинал клеиться. После нескольких фраз о погоде, о фрицах, о земле и прочих делах «граф» дипломатично свернул на партизан.

– Да что и говорить, – сказал он. – Немцу, конечно, тут не житьё. Мужики не дадут. К слову сказать, партизаны, это, дед. тоже, небось, – не таракан начихал. Говорят, они здорово в ваших местах орудуют.

– Не слыхал, – коротко и сухо ответил дед – Однако мне и в поле пора. Благодарствуйте за табачок.

Старик поднялся и ушёл.

«Граф» тоже встал и, сплюнув от досады, пошёл дальше. Потянулись опять поля и овраги, просёлки и перелески, а «граф» всё шёл и шёл вперед.

Наконец пошли лесистые места. Свернув с просёлка, «граф» углубился в лес. Уже начало темнеть, и он то и дело спотыкался о кучи хвороста, о коряги и старые пни. А лес становился всё мрачнее, всё гуще, всё непроходимее. Пахло смолой, прелыми листьями и грибами. Чертовски хотелось выспаться и отдохнуть. Но никаких признаков жилья не было и в помине. Вокруг сплошной стеной стоял тёмный и таинственный, словно в сказке, лес.

А осенняя ночь уже давала себя чувствовать. Лесная сырость захлестнула «графа» скользкой, холодной волной. Он решил закурить и, присев на пень, стал крутить «козью ножку». Тревожно перешёптывались о чём-то высокие сосны, склоняясь друг к другу своими верхушками. С мягким шорохом скользили рядом, совсем близко, какие-то шустрые зверьки. Где-то неподалеку тяжело вздыхало и хлюпало лесное болото. Иногда сильные порывы ветра раскачивали деревья, и они издавали глухой стон.

Скрутив «козью ножку», «граф» чиркнул спичкой и закурил. Внезапно его обхватили сзади чьи-то сильные руки.

– Ни с места! – повелительно произнёс мужской голос. – Далёко ли, сокол, пробираешься?

– Сначала руки отпусти, дьявол, совсем вывернул, – ругнулся «граф», – а потом спрашивай.

В эту минуту, словно из-под земли, выросли ещё двое. «Графу» связали на спине руки и повели его какими-то звериными тропами по валежнику, сквозь чащу, через балки и овраги. Потом завязали ему глаза, хотя и так ни зги не было видно, и повели дальше.

Наконец пришли. Мишкина развязали и посадили на скамейку. «Граф» расправил затёкшие руки и, с трудом привыкая к свету, огляделся вокруг. Он находился в землянке, освещённой керосиновым фонарём. Несколько человек сидело за столом, но лиц их «граф» в первую минуту не разглядел.

– Провались я на этом месте, если это не «граф Монтекрист»! – воскликнул один из сидевших за столом.

Обернувшись на его голос, «граф» ахнул от удивления: перед ним сидел начальник гормилиции товарищ Быстрых.

* * *

Нельзя сказать, чтобы товарищ Быстрых пришёл в восторг, увидев «графа Монтекриста».

Старая неприязнь к «акуле уголовного мира» дала себя знать.

Подвергнув «графа» тщательному допросу, чтобы выяснить, откуда, каким путём и с какой целью он здесь появился, товарищ Быстрых пошёл к командиру партизанского отряда, бывшему секретарю Энского горкома партии товарищу Т., с докладом.