Нигде не узнаются люди так скоро и так верно, как в боевой обстановке, где человек проходит самое трудное и надёжное испытание – испытание кровью, где он должен доказать готовность отдать жизнь за родину без колебаний, придти на выручку другу, чего бы это ни стоило.
«Граф» не терялся в самых острых и рискованных операциях, которые проводил отряд, и удивительно легко находил выход из самых затруднительных положений. При всём том он никогда не был безрассуден и не признавал риска ради риска, без пользы для дела.
– Молодец Петя, – говорил о нём командир отряда. – Быть просто храбрецом – это ещё недостаточно. Надо быть умным храбрецом. Легче всего – просто положить голову. Это небольшой подвиг. А вот голову сохранить и задание выполнить – это умения требует.
И, подумав, неизменно добавлял:
– Положить голову без крайней необходимости – это, значит, идти по линии наименьшего сопротивления. Это, в сущности говоря, оппортунизм…
В этом смысле назвать «графа» оппортунистом было нельзя, так как из всех операций он возвращался, сохранив голову в целости и с выполненным заданием.
С Галей за это время он встречался по нескольку раз в день: на стрельбищах, в «столовой», как громко именовалась одна из землянок, в штабе отряда, где она постоянно работала, и порою на отдыхе. Во всех этих случаях они были суховаты друг с другом, и оба делали вид, что о прошлом не может быть и речи. Девушке это удавалось лучше: она вела себя очень ровно, корректно, но безразлично. «Граф» же иногда срывался: язвил, принимал чересчур холодный вид или вдруг замолкал и начинал дуться.
Товарищ Быстрых по-прежнему косился на «графа», явно сторонился его и вместе с тем старался наблюдать за его поведением. «Граф» отвечал ему подчёркнуто холодным безразличием.
Командир отряда замечал, что Быстрых продолжает неприязненно относиться к «графу», и даже несколько раз имел с ним разговор по этому поводу.
– Я ему ничего плохого не делаю, – отвечал Быстрых, – а что я о нём думаю – это уж, извините, моё частное дело.
И вот однажды в отряд поступили сведения, что на соседнем большаке движется немецкий обоз с боеприпасами. Узнав об этом, командир отряда задумался, а затем почему-то улыбнулся и вызвал к себе «графа» и Быстрых. Когда они оба явились, командир рассказал им о полученных сведениях и приказал им вдвоём направиться на большак и ликвидировать обоз.
Молча выслушав приказание, «граф» и Быстрых вышли из командирской землянки и стали готовиться к операции. Через час, когда начало темнеть, они уже направлялись к большаку. Всю дорогу оба шли молча. Придя к большаку, они замаскировались и притаились в придорожной канаве.
Через некоторое время послышался скрип приближающегося обоза. Ветром доносило обрывки немецкой речи.
– Едут, – шепнул «графу» Быстрых. – Главное, не спеши. Подпустим поближе, а тогда начнём – ты гранатами, а я из пулемёта.
Быстрых был абсолютно спокоен и выглядел так, как всегда. «Граф» мысленно поставил это в плюс начальнику гормилиции.
Наконец, немцы приблизились на такое расстояние, что уже ясно различались контуры повозок и солдатских фигур. Быстрых чуть толкнул «графа» в бок, давая этим знать, что пора начинать. Мишкин перевёл предохранитель на гранате и метнул её в первую повозку. Раздался грохот, лошадь взвилась на дыбы и свалилась на бок. В ту же секунду застрочил пулемет Быстрых. Немцы стали разбегаться в разные стороны, крича и беспорядочно стреляя из автоматов. Лошади испуганно заржали и начали метаться, ломая оглобли. «Граф» методично бросал гранату за гранатой, с неизменной точностью попадая в цель. Один, другой, третий обоз с боеприпасами взлетел на воздух. Многие из немцев уже валялись под ногами обезумевших лошадей, и всю эту картину озаряли багровым светом вспышки разрывов. – работа спорилась.
Но вот один из немцев бросился на Мишкина, который привстал из канавы, чтобы вернее метнуть гранату. За ним бросилось ещё несколько. Быстрых снял двух очередью из автомата, в остальных «граф» успел бросить гранату. Совсем рядом раздался оглушительный взрыв, и Мишкин едва успел спрятаться в канаве от осколков. Через мгновение он поднял голову и увидел, что Быстрых окружён немцами. Мишкин бросился к нему. Схватив выпавший из рук Быстрых ручной пулемет и действуя им, как дубиной, «граф» свалил двух немцев. Третьего он сшиб с ног ударом головы под ложечку (когда-то это был его любимый приём в уличных драках), но в это время ещё один немец, внезапно выросший перед ним, как из-под земли, в упор выстрелил в него.
– Врёшь, немецкая морда! – закричал «граф» и, почувствовав, что его словно чем-то обожгло, с удесятерённой яростью бросился на немца, схватил его за горло и начал душить. Немец захрипел и упал, потеряв сознание. Схватив выпавший из его рук «маузер», Мишкин плашмя бросился наземь и стал снизу стрелять по немцам.
В этот момент Быстрых вырвался из схватки и, обливаясь кровью, закричал во всё горло:
– Бей их, лупи, «граф», слева, смотри, слева!