Я вышел от Решетова взволнованный, под впечатлением только что происшедшей беседы. Улицы были многолюдны и шумны. Я шагал мимо магазинов и учреждений, то обгоняя, то пропуская вперед пешеходов. Я торопился на вокзал.
Ушла весна с мягкими снегопадами, с теплыми ветрами, несущими запахи пробудившейся природы. Отгромыхал первыми грозами, омыл землю прямыми, крупными дождями и напоил ее досыта влагой веселый май.
Уже по-летнему грело солнце. Перед глазами стлался зеленый бархатный ковер…
Стремительно мчавшийся электрический поезд остановился на одной из маленьких подмосковных станций. Из вагонов хлынул поток суетливых пассажиров, распался на ручейки и рассеялся в разных направлениях.
Поезд, издав резкий гудок, умчался дальше.
Я сошел с платформы и по дорожке, так схожей с лесной тропой, направился прекрасным сосновым бором к своему временному жилью. Мой домик стоял в глубине бора, у самого обрыва, на берегу маленькой речушки.
Воздух наполнен ароматом молодой листвы, распускающихся почек. Земля под ногами влажная и немного холодная. Солнце длинными узкими полосами пробивается через пушистые кроны деревьев и вносит пестроту в лесной сумрак.
Вот и домик, с виду одинокий, сиротливый, почерневший от времени и, кажется, готовый свалиться в обрыв, в речушку. Он обнесен ровным деревянным частоколом, его маленькие окна укрыты распустившимися кустами сирени. По углам крыши на шестах прибиты две скворешни, и оттуда доносится писк. Старый скворец, нахохлившись, греется на солнышке.
У дверей меня встретил майор Петрунин. Вместе вошли в дом. На диване, на стульях, на кровати, на полу, на подоконниках — везде, где только можно, лежат пистолеты, гранаты, боеприпасы, автоматы, подсумки, заплечные мешки, разного рода пиротехника, медикаменты. Тут хозяин — майор. Он уже четыре дня сряду проверяет качество всех предметов, обдумывает, как все это уместить в мой парашютный мешок.
— Ну как? — спросил он меня, став посредине комнаты. Широкие брови его поднялись вверх, кожа на лбу сжалась в гармошку. — Разобрались с радиограммами?
— Разобрался, — ответил я.
Сегодня весь день я знакомился с сообщениями Криворученко. За полгода их накопилось достаточно. Коротенькие строчки говорили о самом важном.
В осином гнезде за это время изменения произошли незначительные.
Через два месяца после моего вылета гнездо перебазировалось на восемьдесят километров западнее прежней стоянки, подальше от фронта и партизан, которые усилили активность. Как и ранее, оно размещалось в лесу, по соседству с районным центром, в бывшем доме отдыха для рабочих-стахановцев, под той же вывеской: «Опытная сельскохозяйственная станция».
Фома Филимоныч оправдал себя на деле. Он приобрел доверие Гюберта, и тот взял его с собой на новое место. Кольчугин ездит с ним на охоту, помогает по хозяйству Шнабелю. Но теперь Гюберт стал более осторожен и, когда едет в лес, берет не одного, а нескольких автоматчиков.
Похитун и Кольчугин стали «неразлучными друзьями». Помогло вино.
Заместителем у Гюберта всего с неделю назад стал майор Штейн. Самому Гюберту присвоили звание майора и наградили железным крестом. Интересно, за что же его все-таки награждают и повышают в званиях?
Криворученко с ребятами стоит в лесу, в четырнадцати километрах от опытной станции. В группе их теперь не двое, а пятеро. Во-первых, с ними Логачев, которого прислали партизаны; во-вторых, Таня Кольчугина. Она пришла в лес после какой-то удачно проведенной операции. Какой — мне совершенно непонятно, а подробностей нет. В-третьих, в группе появился Березкин.
Собственно, из всех пяти я знаю только Семена и Таню. Радиста Ветрова, Логачева и Березкина не видел.
Им выбросили продукты, питание для радиостанции, газеты, письма и многое другое. Все прошло удачно. Мне рисуется картина: ночь, лесная опушка, сигнальный костер и суетящиеся вокруг костра Криворученко, Таня, Логачев. На прием парашюта с грузом они ходили втроем. Ветров и Березкин оставались на КП. КП — это лагерь группы. Так они его окрестили.
Встречи с Фомой Филимонычем проводятся в лесу, между осиным гнездом и КП. Старик пользуется подводой, имеющейся на опытной станции, ездит изредка в лес за дровами и на разведку по охотничьим делам.
На свидания с Фомой Филимонычем ходят поочередно Криворученко, Логачев, Березкин.
Иногда старик и сам жалует на КП.
Сообщения, коротенькие, скупые, меня не удовлетворяли. Мне хотелось знать детали, подробности, а все это можно выяснить лишь на месте. Значит, надо скорее быть там. Сроки вылета уже определены, с Криворученко достигнута полная договоренность. Если ничто не помешает, то завтра вечером мы с майором Петруниным отправляемся на вокзал и поездом добираемся до фронтового аэродрома, где для меня подготовлен самолет.
Сейчас мы занялись последними сборами.