Конец партии: Воспламенение (СИ)

Меньше всего мне хотелось говорить с ней о Демулене, но надо было как-то ее успокоить. До сих пор я никогда не видела Люсиль в столь жалком состоянии, и легко поняла, что сейчас она говорит мне то, что копилось в ее душе не одну неделю и для чего эберовская прокламация стала последней каплей.

- Я так устала, - глухо призналась она. - Я видела Жоржа, он говорит, что все будет хорошо, но он и сам в это не верит, я же вижу…

- А… - я не была уверена, что мне стоит произносить это имя, но решила попытаться, - Максимилиан?

Она наконец-то посмотрела на меня. Глаза у нее были абсолютно сухие, но от плескавшегося в них отчаяния меня пробрало до самых костей. Я впервые заметила, как посерело ее лицо, а обескровленные губы стали будто меньше и увяли, как у пожилой женщины.

- Я не знаю, - произнесла она срывающимся шепотом. - Я думала, он будет нас поддерживать, но…

- Когда ты видела его последний раз?

Люсиль немного нахмурилась.

- Не помню.

Я отпустила ее плечи и отступила. У меня возникла идея - я не уверена, что лучшая из тех, что приходили мне в голову, но больше мне нечего было предложить. А попытаться что-то сделать было необходимо, ибо нет хуже чувства, чем гложущий душу страх в сочетании с осознанием, что ты не можешь ничего изменить.

- Надо позвать его сюда, - сказала я, опускаясь на стул и делая глоток кофе. По мелкой ряби в чашке я поняла, что у меня дрожит рука.

- Кого?

- Робеспьера, - уточнила я, стараясь не слушать предчувствие, что добром моя затея не кончится. - Устрой посиделки… как раньше, помнишь? И Жоржа тоже позови.

- Чего ты хочешь добиться? - тихо спросила Люсиль.

- Пусть они поговорят, - сказала я, хоть и не представляла, как такое вообще возможно: Дантон и Робеспьер казались мне разделенными бездонной пропастью, которая с каждым днем все ширилась, и я не была уверена, что эти двое, даже если захотят, смогут докричаться друг до друга с разных ее сторон. Возможно, момент, когда не поздно было наводить мосты, уже безвозвратно упущен… а, возможно, и нет. В последнее я верила так же истово, как верят пассажиры падающего самолета в господа бога.

- Так вот, пусть поговорят, - повторила я. - Мне кажется, последнее время им этого не хватает.

- Ты думаешь, это поможет? - в голосе Люсиль звучала до того исступленная надежда, что мне стало перед ней почти стыдно. Поэтому мой ответ получился невнятным и каким-то скомканным.

- Ну… если все пойдет хорошо… тогда… почему бы и нет?

Она молчала всего секунду, а потом заговорила с необычайным оживлением, в один миг вновь начав напоминать себя прежнюю - улыбчивую и трещащую без умолку:

- Действительно, почему бы нет? Слушай, я знаю, где еще можно достать еду, так что об угощении я позабочусь. Это будет нечто, я тебя уверяю… так вот, я позову Жоржа и остальных, поставлю то вино… помнишь его? У меня еще есть несколько бутылок… Ты только уговори Максима, хорошо?

Зря она упомянула то самое вино - у меня сразу же нехорошо засосало под ложечкой. Я даже представлять не хотела, как буду уговаривать Робеспьера, а задача предстояла не из легких, мне явно стоило все хорошо обдумать перед тем, как идти к нему. Мне, откровенно говоря, вообще не хотелось с ним разговаривать, но сдавать сейчас назад было равносильно тому, чтобы вонзить воодушевившейся и ожившей Люсиль нож в сердце.

К тому же, ну вдруг и правда сработает?..

- Конечно, - проговорила я, мрачно предвкушая беседу, которая ждет меня, - конечно, я его уговорю.

 

Робеспьер принял приглашение неожиданно легко, будто сам ждал его со дня на день. Я была настолько ошеломлена готовностью, с которой он ответил на мой несвязный и местами откровенно бредовый монолог: “Конечно, я приду”, что весь вечер не могла избавиться от ощущения, что от меня скрыли какой-то подвох. Робеспьер, впрочем, ничем не выдал того, что он взволнован или готовится к серьезному разговору, разве что напудрился больше обычного, и я даже приблизиться к нему опасалась, думая, что от одного слабого движения воздуха с него посыпется это белое нечто, последнее время все сильнее напоминавшее мне труху.

- Наверное, мне снова стоит вас поблагодарить, - негромко проговорил он, когда мы подъезжали к дому Камиля.

- На этот раз за что? - удивилась я.

Он внимательно посмотрел на меня. Лицо его в тусклом свете проплывавших мимо фонарей казалось высушенным.

- Я давно искал повод побеседовать, - сказал он наконец. - И вы наконец дали мне его.

Ничего обидного не было в его словах, но звучали они так, будто я - девочка у него на побегушках. Поэтому я только криво улыбнулась и отвернулась, сама не рада уже, что затеяла все это.

Дверь нам открыла Люсиль - она нарядилась и накрасилась, явно стремясь вернуть себе прежний вид, но неестественным, слишком густым румянцем напоминала мне куклу, а дерганостью каждого движения - марионетку. Судя по лихорадочному блеску глаз, она выпила, чтобы перестать нервничать, но ей это не помогло: даже я чувствовала исходящее от нее напряжение, а Робеспьер и подавно.