Конец партии: Воспламенение (СИ)

- Что за… - он явно не узнал меня с первого взгляда: хоть мы и часто пересекались на посиделках у Дантона, но редко могли перемолвиться хоть словом, вдобавок из-за разыгравшейся метели я была замотана в шарф по самую переносицу. - А, это ты. Ты ничего не слышала?

- Меня не пустили, - я стянула шарф с лица, чтобы было удобнее говорить; щеки и губы сразу уколол мороз. - Что там происходит?

- Цирк, - почти выплюнул Фабр, косясь на закрывшиеся двери с неприязнью. - Сначала все налетели на Демулена по поводу его газеты. Обвинили его черт знает в чем… чуть не выгнали взашей.

У меня внутри все нехорошо сжалось. Не надо было долго думать, чтобы понять, чем для Камиля могло обернуться исключение из клуба. Но одно из произнесенных Фабром слов меня обнадежило:

- “Чуть”?

- Ну да. Я думал, его на части разорвут, и тут на трибуну вылезает Робеспьер…

На секунду мне стало почти дурно. Не один раз я убеждала себя, что Максимилиан не будет обвинять человека, которого называл своим лучшим другом, но моя вера в это таяла с каждым днем. Нападать на Камиля, когда он призывает к милосердию и человечности, было чудовищно, ужасно, в конце концов, лишено здравого смысла, но чем больше проходило времени, тем отчетливее я понимала, что все происходящие и есть ни что иное, как безжалостное уничтожение того, что раньше казалось естественным и правильным. Мир дрожал, готовясь опрокинуться с ног на голову; “Старый кордельер” пытался из последних сил его удержать, “Папаша Дюшен” - напротив, прикладывал все усилия, чтобы расшатать его еще больше. Я понятия не имела, на чью сторону склонится Робеспьер, но… не мог же он, вслед за Эбером, тоже сойти с ума?

- И что он сказал? - хрипло спросила я. Фабр поморщился, будто я предложила ему подержать в руках змею.

- Ничего хорошего. Обвинил сразу всех.

- Что?.. - я решила, что неправильно поняла его. - Это как?

- Он обожает слово “клика”, затыкает им буквально все дыры, - бросил Фабр презрительно. - И недвусмысленно намекнул, что и наша, ха, клика, и клика Эбера - все мы куплены Питтом и стремимся развалить республику.

Я стояла молча, не зная, что и ответить.

- Впрочем, Демулена оставили в покое, - со снисхождением проговорил мой собеседник. - Думаю, он скоро выйдет. А вот мне там явно уже не рады.

- Почему? - спросила я, но Фабр оставил мой вопрос без ответа и удалился, на ходу запахиваясь в плащ. Я несколько секунд смотрела ему вслед, слушая звенящую тишину, вытеснившую из моей головы все мысли, а потом натянула обратно на лицо шарф и, внимательно глядя себе под ноги, принялась спускаться по обледеневшим ступеням каменного крыльца.

Это был последний раз, когда я видела Фабра д’Аглантина. Спустя неделю я узнала, что он арестован.

 

Все, что я хотела - найти место, где я смогу почувствовать себя в безопасности, вытравить из своего сознания въевшийся туда страх и хотя бы на секунду передохнуть. Почти с нежностью я вспоминала загородное поместье Дантона, где царило сонное спокойствие - сейчас я дорого бы отдала, чтобы вернуться туда, запереться на все замки и не слышать, не видеть того, что постепенно, как туго скрученная и отпущенная спираль, разворачивалось в Париже, равнодушно загребая в свой водоворот все больше и больше народу. Даже Клод, прилежно продолжавший свои сражения с теоремами и задачами, однажды спросил у меня, что я думаю о восстании.

- Каком еще восстании? - спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. Вместо ответа Клод протянул мне немного смятую, всю в пятнах, но еще читаемую эберовскую листовку.

- Прекрати засорять себе мозги, - разозлилась я, комкая бумажку в руке. - Не будет никакого восстания.

- А в нашей секции другое говорят, - равнодушно сказал мальчик и со вздохом вернулся к равнобедренным треугольникам. Я сунула листовку в карман и, ощущая, как она почти оттягивает его подобно увесистому камню, еле досидела положенное время урока до конца, чтобы после, даже не забежав домой на кофе, отправиться к Демуленам.

Камиля дома не было - он пропадал то ли на заседании, то ли в типографии. Люсиль встретила меня, как всегда, приветливо, но я заметила, какой усталый и потускневший у нее стал вид: несомненно, постоянная тревога измучила ее так же сильно, как и меня.

- Творится какой-то бред, - призналась я без обиняков, пока подруга разливала кофе, и положила на стол листовку. Люсиль прочитала ее, не изменившись в лице, а потом вдруг резко швырнула ее в сторону камина и, уронив лицо в ладони, мелко задрожала. Мне показалось, что она плачет, но ни единого всхлипа не донеслось до меня.

- Эй, - испугавшись еще больше, я подскочила к бедняге, неловко приобняла ее за ходящие ходуном плечи, - да ты чего…

- Я не знаю, что делать, - прошептала она, не отнимая рук от лица. - Я так боюсь за Камиля… я знаю, он все делает правильно, но от этого не могу перестать бояться!