Конец партии: Воспламенение (СИ)

Сон, сковавший мое тело, неохотно выпускал меня из своих холодных щупалец, и просыпалась я с трудом, борясь с поминутно накатывающим желанием снова провалиться в дрему. Даже открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь, и какое-то время плавала между сном и реальностью, в мутной жиже из обрывков воспоминаний о вчерашнем вечере. Голова была неимоверно тяжела, будто я вчера выпила слишком много вина, и приподнять ее от подушки мне стоило гигантского усилия воли. Зато я кое-как осознала, что нахожусь в своей комнате, что, несмотря на полумрак, наполнявший ее, солнце уже давно встало, просто кто-то заботливый задернул шторы, чтобы яркий свет не беспокоил меня. Слабо чертыхнувшись, я попыталась встать и едва не скатилась с кровати на пол. Все тело залило онемение, будто я отлежала все мышцы разом.

- Черт, - сипло повторила я, опрокидываясь обратно на подушку. Взгляд мой зацепился за стоящий рядом с кроватью стакан с водой, и я, тут же ощутив ужасную сухость в горле, потянулась к нему. Но, стоило моим пальцам коснуться холодного стекла, как я отдернула руку, будто ударившись током. Я вспомнила все.

Робеспьер… чем он напоил меня? Уж не тем ли же самым снотворным, которое я когда-то подлила Бриссо? И зачем он это сделал? “Для вашего же блага”, - так он сказал, но он этим оправдывает все дерьмо, что творится по его вине. Почему он решил усыпить меня? Чтобы я осталась дома и не ходила к Дантону?

Дантон!

Медлить и разлеживаться дальше было нельзя. Силы у меня взялись мгновенно, стоило только захотеть, и я вскочила с постели, заставляя себя стоять ровно и не пошатываться. Слабость все еще одолевала меня, но я попыталась загнать ее на второй план и, одевшись, побежала вниз. По пути, правда, я едва не врезалась в дверной косяк и чуть не скатилась по лестнице, пересчитав ступеньки носом, но это были слишком незначительные мелочи, чтобы обращать на них внимание.

- Привет, спящая красавица, - хмыкнула протирающая пыль в гостиной Виктуар, увидев меня. - Как самочувствие?

Ее дежурный вопрос я проигнорировала - не думаю, что она сильно на это обиделась.

- Какое сегодня число?

- По-старому или по-новому? - уточнила Виктуар. - Если по-новому, то тринадцатое. А если по-старому, то первое.

Первое апреля… получается, я проспала целую ночь. Что же произошло в эту ночь, от чего Робеспьер решил такой ценой меня огородить? Ответа у меня пока не было, но я решила не спрашивать у Виктуар - кому-кому, а этой девице я ни на йоту не доверяла. Впрочем, теперь я ни к одному из обитателей этого дома доверия не испытывала, все они действовали заодно с Робеспьером, так или иначе. Поэтому лучшим выходом мне виделось отправиться к единственному, кажется, во всем Париже человеку, который все еще не потерял рассудок - Люсиль.

- Когда придешь? - спросила Виктуар, увидев, что я натягиваю пальто.

- Тебе зачем знать? - огрызнулась я. - Шпионишь на Робеспьера?

- Больно надо, - презрительно фыркнула девица и вернулась к уборке. Отсутствие желания продолжать беседу было полностью взаимным, и я, радуясь про себя, что никто не стал меня задерживать, выскочила на улицу.

Всего нескольких минут мне хватило, чтобы понять, насколько взбудоражен город. Когда арестовали Эбера, на улицах не чувствовалось и половины того волнения, которое бродило по ним сейчас. Царил равномерный и тревожный гул, какие-то новости передавались приглушенно и полушепотом из уст в уста, разом затихая при приближении подозрительно молчащих и внимательных, неприметно одетых людей - шпиков Комитета Общественного Спасения. Мне, к сожалению, не удалось услышать, о чем говорят - до моего слуха долетали лишь невнятные обрывки фраз, которые казались мне полностью лишенными смысла. Говорили о Дантоне, о том, что он скоро предстанет перед трибуналом, но это вызывало у меня лишь нервную ухмылку. Надо было быть точно не в своем уме, чтобы представить, что Дантона могли арестовать.

“Нет-нет, все нормально”, - не прекращала повторять себе я, пробираясь сквозь наводнившую улицы толпу, через гул голосов, как сквозь плотную пелену. - “Все будет хорошо, просто надо все выяснить, и тогда…” Что будет тогда, я не могла додумать - мысли зациклились на одном и том же, и сквозь это плотно замкнутое кольцо не могло прорваться ничего из внешнего мира. Даже когда я четко услышала от какого-то парня “Дантон арестован”, эти слова скользнули мимо моего сознания, никак его не задев. Эти слова относились к какой-то иной реальности, а в моей - этого не могло быть, потому что не могло быть никогда.

И все-таки эти ужасные, невозможные вещи говорили вокруг меня слишком много и слишком часто, мой спасительный щит угрожающе затрещал и я, чувствуя, как мутнеет в голове, к дому Демуленов бросилась почти что стремглав, на бегу зажимая уши. “Не может быть, - пульсировало в висках, - не может быть, они не посмели бы, они бы никогда этого не сделали”. Но моя последняя надежда рассеялась призрачной дымкой в одно мгновение, когда я что было сил забарабанила в дверь дома Камиля и услышала доносящиеся изнутри сдавленные женские рыдания.