- Давай! - рявкнула я, сжимая кулаки; страха я не чувствовала, как не чувствует в первые несколько секунд боли человек, которому только что отрубили руку. - Ну, стреляй, чего ждешь?
- Выведите ее из зала! - приказал председатель. Дантон посмотрел на него с изумлением, будто столкнулся с умственно отсталым, неожиданно опровергнувшим закон всемирного тяготения. Я даже дернуться не успела - меня схватили под обе руки и поволокли прочь. Наверное, стоило напоследок выкрикнуть еще что-нибудь, но слова у меня кончились, остался только отчаянный и бессмысленный вопль человека, на глазах у которого, пользуясь его беспомощностью, убивают людей. Я даже не сопротивлялась особо, позволила вытащить себя на улицу и даже не вскрикнула, когда меня легким толчком опрокинули на сырую, грязную мостовую.
- Чтоб я тебя тут больше не видел, - пригрозил мужик, который меня выпроваживал, и скрылся. Борясь с охватившей тело дрожью, я поднялась и схватилась за забор, как за опору. Только теперь, когда схлынула волна безнадежного азарта, я в полной мере ощутила страх. Что со мной только что произошло? Разве это была я или кто-то другой в моем теле? Может, я тоже начинаю сходить с ума?
Ответов на эти вопросы у меня не было, и мне пришлось отринуть их от себя, а то в голове становилось совсем мутно от ужаса. Пошатываясь и спотыкаясь о каждый камень, я поплелась в сторону реки. У меня не было ни одной мысли, ни одного даже самого слабого и невероятного плана, зато белое, как снег, лицо Камиля, на котором приближающаяся пустота оставила уже свой неясный, но красноречивый след, отпечаталась в мозгу, как придавленное типографским станком. Думать о чем-то другом я не могла; думать о том, что он скоро умрет, было невыносимым.
Я вышла к Сене и тяжело оперлась на перила моста, не чувствуя в себе сил идти дальше. Боль меня утомила; снова хотелось уснуть и больше не просыпаться. Иногда у меня мелькала блеклая мысль, что я хочу домой, но для того, чтобы вспомнить дом, мне пришлось бы приложить усилия, и я бросила эту затею. Может, и не было у меня никогда дома, я всю свою жизнь прожила здесь, а все остальное, что бродит в моем мозгу и посещает меня во снах - лишь бред, попытка измученного сознания сбежать от терзающей его реальности. Возможно, я более сумасшедшая, чем все остальные здесь, вместе взятые.
“Разве что Робеспьер может составить мне конкуренцию”, - подумала я, ухватившись взглядом за сереющее на другом берегу здание Консьержери. День выдался пасмурным, и оно выглядело еще более мрачным, чем обычно; казалось, это его стены поглотили без остатка весь солнечный свет. Я вспомнила, сколько раз навещала тюрьму, по своей воле или нет, и подавила усмешку. Меня с ним точно связывает какая-то карма, не иначе. И чувствовалась мне, что скоро мне придется оказаться там еще раз, но выйти уже через другую дверь.
Я вздрогнула, будто кто-то, подошедший сзади, коротко коснулся моего плеча. Я знала, как его зовут, я слышала его голос, дающий последний, наверное, в его жизни совет. Раньше я бы не подумала ни за что, что готова буду ему последовать, но сейчас слишком много встало вверх дном.
План созрел у меня так быстро, что оставалось только удивиться, как я раньше до этого не додумывалась.
Увидев меня на пороге, Люсиль посмотрела на меня так, будто я - ангел, несущий благую весть. Доведенная до крайности, она готова была довериться кому угодно, и мне на секунду стало стыдно за свою неуверенность.
- Ты была там? Ты это видела? - напряженно спросила она, усаживая меня в гостиной. Я кивнула.
- Да.
Она будто только этого слова и ждала: опустилась на стул и снова затряслась в припадке судорожных рыданий.
- Я знала, я знала… - бормотала она, глотая слезы, - им даже слова не дадут сказать!
- Не дадут, - подтвердила я. - Если только мы не вмешаемся.
Люсиль медленно подняла на меня взгляд.
- Что ты имеешь в виду?
- Там, откуда я приехала, - начала я, собравшись с духом, - такие проблемы решают одним способом.
- Каким?
Я понизила голос, хотя кто, казалось бы, мог услышать нас в опустевшем доме:
- Деньги. Мы подкупим сторожей тюрьмы, чтобы они вывели арестованных. И сбежим.
Люсиль промокнула палатком влажное лицо и обреченным полушепотом ответила:
- Сколько же они захотят? У меня никогда столько не будет…
- Зато у меня есть, - отрезала я и эффектным жестом бросила на стол сумку, некогда принадлежавшую покойному Бриссо.
Все оказалось удивительно просто - по словам Люсиль, окрыленной появившейся надеждой, мой старый знакомый Луи из Консьержери вцепился в предложенные фунты не хуже бойцового пса и пообещал, что выведет троих арестованных (после мучительных размышлений я решила, что третьим будет Фабр, но никому не пожелаю испытать того, что испытала я, называя имя и понимая, что прочие остаются в тюрьме на верную смерть) ровно в полночь в ночь на четвертое апреля. Мы с Люсиль уговорились встретиться без пятнадцати минут до назначенного Луи времени на острове Сите и, крепко обнявшись на прощание, разошлись по домам.