Конец партии: Воспламенение (СИ)

- Не может быть, - проговорила я вслух и схватилась за дверной косяк. Силы начали утекать из меня с утроенной скоростью, будто во мне ударом ножа проделали огромную брешь. - Люсиль! Люсиль!

Она открыла дверь и тут же бросилась обнимать меня - заплаканная, с опухшим от слез лицом, лихорадочно дрожащая и удивительно, как никогда, беспомощная. Я растерянно прижала ее к себе. Странно, но от того, что кто-то рядом, мне не стало лучше, наоборот - больнее.

- Камиль?.. - тихо спросила я, глядя в ее помутневшие от ночи без сна глаза. Люсиль не надо было ничего говорить. Она просто кивнула.

Пронзительный вскрик против воли вырвался из моей груди, как будто меня только что ударили наотмашь. На секунду мне показалось, что я сейчас снова упаду без сознания, но я заставила себя не делать этого: я же держу Люсиль, нельзя, чтобы мы рухнули вдвоем.

- Заходи, - прошептала она, отстраняясь, и поспешно затянула меня в дом, тщательно заперла дверь на щеколду. - Я… я здесь с ночи сижу… с того момента, как его увели…

В гостиной ничего не изменилось, но она неожиданно показалась мне потускневшей и опустевшей. На полу возился с игрушкой необычно тихий Орас. Не было слышно даже тиканья часов - посмотрев на циферблат, я увидела, что их стрелки замерли.

- Он знал, что это произойдет, - Люсиль обвалилась на стул и подперла рукой голову. По лицу ее с новой силой покатились слезы, а надтреснутый от рыданий голос сорвался. - Он говорил мне, что его предали, что его скоро казнят… а я не хотела верить…

Она свистяще вдохнула, намереваясь снова заплакать, и я тут же оказалась рядом, обняла ее, давая возможность уткнуться мне в плечо. Я не хотела думать, что испытывала она, когда за Камилем пришли солдаты, как провела эту ночь в одиночестве, сидя в темной гостиной, пока я, по милости Робеспьера, дрыхла как сурок вместо того, чтобы поддержать ее.

- Почему? - спросила она, поднимая голову. - Почему это происходит? Ведь все было так хорошо… и я думала…

Трясущейся рукой я осторожно вытерла слезы с ее щек. Она не обратила на это внимания и продолжала смотреть на меня упрямо и с какой-то обидой, словно я знала ответ на ее вопрос и отказывалась говорить ей.

- Может, все образуется, - я обязана была это сказать, хотя непонятно было, кого я пытаюсь убедить: ее или себя. - Их будут судить. Может, они смогут защититься. Подумай, ведь во всей стране нет лучшего оратора, чем Дантон.

На ум мне пришли спасительные воспоминания о суде над Маратом. Тогда тоже считали, что дело его дрянь, и оправдать себя подсудимому не удастся, но он сделал это, обвел всех вокруг пальца и вернулся в Конвент триумфатором. Казалось бы, ничто не мешало мне надеяться на то, что Дантон повторит это, возможно, даже с большим блеском и непринужденностью, но какой-то тихий, настойчивый голос подсказывал мне: то, что было с Маратом - уже давно в прошлом, теперь все будет по-другому.

 

Большой удачей для Робеспьера было то, что он почти не показывался дома, зашиваясь в Комитете с утра до ночи. Наверное, если бы я встретила его в те дни, то убила бы на месте, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Раз за разом я вспоминала, как он впервые привел меня в дом к Камилю, которого называл тогда своим лучшим другом, познакомил с ним и Люсиль. Неспроста я тогда удивилась, что у такого человека, как он, вообще могут быть друзья. Теперь, спустя год, все встало на свои места, мне оставалось только удивиться силе собственной интуиции. И ярость от этого закипала во мне только сильнее, не находила выхода и поэтому изливалась на всех понемногу. Мне было за это немного стыдно, но контролировать это я не могла - поднимавшаяся злость была в разы сильнее меня и с легкостью заставляла меня говорить такие вещи, о которых я раньше не задумывалась.

- Максим себя в гроб сведет, - вздохнула Нора утром следующего дня за завтраком. - Он опять ночевал в Тюильри. И когда теперь он придет…

Пресная каша, которую я лениво ковыряла, неожиданно встала у меня в горле непроходимым комом. Я почти отшвырнула ложку.

- Как ты можешь его любить? - отрывисто спросила я, глядя в побледневшее лицо Норы. - После всего, что он творит?

Она вздрогнула, часто задышала, как после быстрого бега, и положила ладонь себе на грудь в попытке успокоиться.

- Он не чудовище, - тихо сказала она. - Он просто запутался…

- А, ну конечно, - хмыкнула я и поднялась из-за стола; аппетит у меня пропал окончательно, как будто мне только что под видом ароматного блюда попытались всучить живого слизняка. - Ему просто наплевать на чувства других людей, признай. Он и тебя отправит на гильотину, если посчитает нужным.

Нора тоже подскочила со стула. Глаза ее медленно наполнялись слезами.

- Не говори так!

- А то что? - усмехнулась я почти с азартом. - Наябедничаешь ему?