Конец привычного мира. Путеводитель журнала «Нож» по новой этике, новым отношениям и новой справедливости

«Я не могла выйти на улицу: мне было страшно. Кроме того, мне приходилось ходить на учебу – а там душно, много людей, все кричат», – вспоминает докарантинные времена Саша.

С вводом карантина и переходом на дистанционное обучение она почувствовала уменьшение и психологических, и соматических симптомов: «Да, само обучение на дистанционке ухудшилось, но зато ко мне вернулся сон! Я начала наслаждаться тишиной и покоем. У меня полностью пропали панические атаки».

Теперь девушка может по-настоящему наслаждаться жизнью: весь карантин она провела на балконе, хотя обычно не могла на него выйти из-за шума и криков. Но когда карантинные меры в Валенсии ослабили, Саша тут же почувствовала это на себе: начала возвращаться бессонница, первый признак ее привычных тревожных состояний.

Кто, если не я? Когда, если не сейчас?

Психиатр Любовь Мясникова рассказывает, что есть еще одна категория людей, которым стало заметно лучше во время пандемии: «Это люди с копинг-механизмом мобилизации. Они привыкли собираться в авральных ситуациях, и, когда происходит что-то экстренное, превращаются из серых мышек в орлов, которые всех спасают». Такое явление еще называют реактивной гипоманией.

Психотерапевт Оксана Назарова тоже наблюдала подобные изменения у своих пациентов за последние несколько месяцев. «С некоторыми мы работали годами, прибегали к антидепрессантам, казалось, ничего не помогает, – рассказывает Назарова. – И тут началась пандемия – и такие люди, например, решают, что именно они способны спасти бизнес и никто другой». Такие пациенты даже резко отказывались от дальнейших встреч, хотя до пандемии планировали длительную терапию.

По словам психотерапевта, такая реакция особенно характерна для мужчин: «Это называется активацией комплекса героя. У всех нас внутри есть психические комплексы, которые нами некоторым образом управляют». Комплекс героя активирует идею «Кроме меня – никто». «Такие люди думают: "Я спасаю. Я делаю то, что другие не могут", – объясняет Назарова. – Высвобождается колоссальное количество психической энергии». Если человек был в депрессии перед экстренной ситуацией, в которой нужно мобилизоваться, такой толчок действительно может оказаться долгожданным облегчением: «Когда человек находится в тревожно-депрессивном состоянии, он теряет смыслы. А тут смысл появляется – помогать другим. И это дает какую-то основу: ты знаешь, как ты можешь пригодиться, для чего ты вообще здесь».

При этом совершенно не обязательно, что за таким подъемом последует закономерный спад. Любовь Мясникова рассказывает, что есть отдельное явление, которое называется посттравматический рост. Некоторые люди после травмирующего события или сильного потрясения трансформируются, выходят на новый уровень и уже не возвращаются в свое прежнее состояние.

Оксана Назарова описывает случаи из своей практики, когда панические атаки у пациента начались на фоне личной проблемы или серьезных внешних стрессов – например, из-за юридической угрозы семье. Человек чувствует, что только он способен бороться, и действительно начинает сражаться за своих близких, как тигрица за детенышей. В таких ситуациях психическое состояние может значительно улучшиться (в одном из случаев панические атаки не вернулись даже через годы), хотя первоначальная личная проблема никуда не делась.

Пандемия, страх смерти и уроки депрессии

Одно из самых фундаментальных и глубоких воздействий COVID-19 на человека – это напоминание о нашей смертности. Причем последствия этого могут быть самыми разными. Психотерапевт Оксана Назарова отмечает, как женщины, хотевшие наладить отношения с партнером, стали рассказывать о резком улучшении семейной ситуации на карантине: «До пандемии говорили, что они на грани развода; орут, ссорятся, чуть ли не бьют друг друга. А теперь готовы встречаться во время обеденного перерыва, например, чтобы поцеловать друг друга или заняться сексом: не могут дождаться вечера».

Такие люди в восторге от второго медового месяца и, наоборот, боятся, что после карантина все вернется на круги своя: «Хочу, чтобы пандемия длилась всегда!» По мнению психотерапевта, такие парадоксальные изменения могут быть связаны с внезапным осознанием возможности потери: «Вдруг я умру? Или никогда мужа/жену не увижу?» Опыт переживания возможной разлуки, потери, смерти заставляет людей изменить приоритеты.

Столкнувшись со страхом смерти, люди задают себе вопросы, размышлять о которых раньше не было времени, тестируют и перестраивают свою теоретическую картину мира. Оказавшись безоружными перед фактом собственной смертности и обесцениванием привычных стремлений, они проходят все стадии от отрицания до принятия, чтобы в итоге найти способ жить по-новому в изменившемся мире.

И здесь люди с опытом депрессивных расстройств оказываются теми немногими, кто хотя бы отчасти к этому готов – ведь тревожно-депрессивные состояния заставляют переживать страх смерти и учиться с ним жить изо дня в день.