Стэнхоуп: Да ты что?! Ах ты, свинья паршивая! Значит, ты думаешь, что только тебе не все равно?!
Рали: Но ведь вы же можете сидеть здесь и пить шампанское, и курить сигары и…
Стэнхоуп: Да Осборн был один-единственный человек, кому я мог доверять, мой лучший друг; единственный, с кем я мог говорить как мужчина с мужчиной, кто все понимал; и ты думаешь, что мне все равно?!
Рали: Так как же тогда вы можете…?
Стэнхоуп: Чтобы забыть, идиот, чтобы забыть!! Понимаешь?
Рали: Прости меня, Денис. Я… я этого не понял.
Стэнхоуп: Уйди, пожалуйста, оставь меня в покое.
Рали: Может, я мог бы…
Стэнхоуп: Убирайся вон!! Слышишь? Ради Бога, убирайся.
Занавес
Перед рассветом. Свечи уже погасли. В блиндаже темно, и только отблеск осветительных ракет слегка освещает его. Вдали по-прежнему слышен гул орудий.
В темноте появляется фигура человека. Он ощупью направляется к столу, чиркает спичкой и зажигает свечу. Это Мейсон. Он сначала привыкает к свету, а потом поворачивается к койке Стэнхоупа. Стэнхоуп лежит, свернувшись, на койке под плотно подоткнутым одеялом.
Мейсон:
Мейсон:
Стэнхоуп: Что?
Мейсон: Половина шестого, сэр.
Стэнхоуп: Да, да, конечно.
Мейсон: Да, сэр, это самый холодный блиндаж. Я заварил чаю, сэр.
Стэнхоуп: Прекрасно. Принесите его сюда, Мейсон.
Мейсон: Слушаюсь, сэр.
Стэнхоуп: И другим офицерам тоже — заодно разбудите их.
Мейсон: Так точно, сэр.
Троттер: Умываться, умываться и приче-сы-ва-ться.
Стэнхоуп:
Троттер: Я выспался после дежурства. Который час?
Стэнхоуп: Половина шестого. Скоро будет светать. Так что поторапливайся.
Троттер: Хорошо, хорошо, я быстро… А наверху тихо…
Стэнхоуп: Да.
Троттер: Чай! Вот это славно! То, что надо!
Мейсон:
Стэнхоуп: Прекрасно.
Стэнхоуп: Троттер, разбуди Гибберта и Рали.
Троттер: Уже. Они одеваются.
Стэнхоуп:
Мейсон: Слушаюсь, сэр.
Стэнхоуп: Если к одиннадцати часам наверху все будет нормально, спуститесь сюда и приготовите что-нибудь. Мы будем приходить перекусить по одному, если получится.
Мейсон: Так точно, сэр!
Стэнхоуп: