Конец «Русской Бастилии»

Задумал он построить первую в России электрическую станцию на воде. В городе уже были станции, которые работали на дорогом угле, переводили на топливо целые леса. А тут самая что ни на есть дешевая двигательная сила — вода. Нашел инженер и место для этой станции — около Званки, на порожистой излучине Волхова.

Только теперь он столкнулся уже не с какими-то «извозчиками», а с первыми столичными «тузами», владельцами тепловых электрических станций. Ему и пикнуть не дали. Проект его похоронили в архиве.

Понадобилось прогнать царя, выставить из города богачей, чтобы проект безвестного инженера из бумажных омутов всплыл на поверхность.

Сам Ленин велел разыскать того инженера и велел ему:

— Стройте!

Инженер подумал, не ослышался ли. А Ильич требует:

— Стройте, да побыстрей. Нам дешевое электричество очень нужно.

В Москве Совет Народных Комиссаров еще летом постановил начать строительство Волховской гидростанции.

— Чего ты на меня уставился? — пробасил волховчанин, оглядываясь на Чекалова. — Все так и есть, как я говорю. К Волхову отовсюду свозят уже лопаты, топоры, гвозди. А платить знаешь как будем? Сверх бумажек — еще солью да селедкой. Так и скажи своим плитоломам в Морье.

Николай хлестнул лошадь и крикнул волховчанину:

— Догоняй!

Королек метнулся «со всех копыт». Волховчанин нагнал председателя Совета на окраине Шлиссельбурга, перегнулся и схватил коня под забросанную пеной уздечку.

— Я приехал с тобой вперегонки скакать? Да? — возмущенно кричал он. — Говори: когда будет решение исполкома о передаче Морьи для Волховстройки?

— Послушай, — примирительно ответил Чекалов, — что Морья? У нас есть каменоломни получше, побогаче. Посмотри их. Надо — все отдадим.

— Покуда начнем с Морьи, — сказал приезжий. — Тут на баржи грузить удобно. И плита для фундамента самая подходящая. Значит, так и будет — Морья!

После этой встречи председателю уездного Совета долго еще мерещился Волхов в огнях.

Над древними водами, в светлой дали поднималось строение, похожее на храм, и лучилось, лучилось светом. Тепло на душе становилось от этого света.

Ведь подумать только. Ярым пламенем разгорается пожарище войны. Четырнадцать держав прут на Русь. На севере генерал Миллер ведет белые полки. На востоке в решительный поход двинулся адмирал Колчак. На юге деникинцы горящими деревнями, как вехами, отмечают свой путь.

А Ленин говорит безвестному инженеру:

— Стройте!

Уж Ильич-то знает, он далеко видит. Видит победу и время, когда электричество понадобится городам, заводам, фабрикам.

У Чекалова при этой мысли силы удваивались. Сквозь любую ночь готов пройти ради завтрашнего солнца!

Хорошо было Николаю, не мог он сдержать свою радость, да и сдерживать ее не хотел. Когда жена спросила, отчего он такой веселый, рассказал ей о волховчанине.

На карьере в Морье началась ломка плиты.

────

Позже, ближе к весне, произошло еще одно волнующее событие.

В Петроград прибыли из Москвы делегаты Первого конгресса Коммунистического Интернационала. Николай вместе с Иустином ездили на встречу с ними.

Памятный это был день. Делегаты выступали на площади перед Зимним дворцом.

Площадь велика, и все-таки непонятно, как она вместила столько людей. Шумит, зажатая в полукружье зданий. Иустин показывает другу щербинки от пуль на красноватом граните Александровской колонны. На фасаде Зимнего еще не заделана отколотая штукатурка, местами обнажилась дранка.

Друзья переговариваются.

— Пусть, пусть заграничные товарищи взглянут, что за вьюга отбушевала на этой площади.

— Есть чем полюбоваться!

Все смотрят на безлюдный еще помост у ворот дворца. С Невы будто теплое дыхание доносит. Еще подо льдом она, но в голубой дымке, полна весенних предчувствий.

Людское море всколыхнулось. Коминтерновские делегаты поднялись по ступеням, машут шляпами, улыбаются. Говорят что-то непонятное.

— Переводчика! Переводчика! — требуют рабочие, солдаты, взявшиеся за руки в первом ряду. А переводчик тут же, изо всех сил кричит. Его не слышно.

Тогда тысячи людей стихают. Каждую фразу передают по рядам. Слова разносятся, как рокот. Их переиначивают, сохраняя только смысл.

— Француз говорит… Австриец… Серб…

— Во всем мире, говорит, пролетариат нашу руку держит. А рабочая рука что железо. Ну-ка, согни ее!

— Да здравствует революционная Германия! — проносится над площадью.

— Да здравствуют Советы в Венгрии!

Вот она, весна девятнадцатого года.

Как дороги Николаю эти люди на помосте и их братья, далеко-далеко отсюда. Не только Россия — половина материка в пламени революции.

Чекалов хотел бы быть рядом со всеми, кто борется. Вместе радоваться и горевать. Ему казалось, что он рядом с берлинскими рабочими и кильскими матросами, которые до самой голландской границы гонят кайзера Вильгельма. И вместе с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург Николай падает под прикладами озверелого офицерья. Он вместе с металлистами Будапешта заседает во Всевенгерском совете рабочих и солдатских депутатов. И это в его грудь целятся буржуйские сынки на улицах Брюсселя и Вены…