Иустин в ответ только глазами блестел. Драка не пугала его.
В конце апреля с северной оконечности Ладожского озера донеслись орудийные раскаты. Все взрослое население Шлиссельбурга было поставлено под ружье.
Чекалов уехал верст за тридцать, в красноармейский штаб. Возвратился только на второй день и сразу собрал экстренное заседание Совета.
— Положение серьезное до крайности, — начал он свой доклад о сложившейся обстановке.
Три тысячи финских белогвардейцев, под командой штаб-ротмистра Эльвенгрена, внезапно перешли границу, двинулись к Олонцу и по Сердобольской дороге — на юг.
К Эльвенгрену примкнули кулаки пограничных деревень и монахи Валаамского монастыря. Многие из них оказались царскими офицерами, в мундирах под рясами. Винтовки прятали в кельях.
Белые рвутся к Петрозаводску.
— Прошу, — тихо сказал Чекалов, спокойный и строгий, — прошу почтить минутой молчания память героев Видлицы.
Это маленькое село на берегу Ладожского озера стало в те дни известным повсюду. Жители села, большей частью рыбаки, дрались с белофинскими егерями за каждый дом.
Из всех защитников Видлицы осталось трое. Они заперлись в каменной церкви. Белые подкатили орудия. Снарядами разнесли колокольню, разбили стены. Егеря бросились к горящим развалинам, но отступили под выстрелами. Видличане сражались, пока не опустели обоймы. Три последние пули пустили в себя…
Сурово, с опущенными головами, опираясь на винтовки, стояли шлиссельбургские совдеповцы. Думали о героях.
— Товарищи, приказ выступать может быть отдан в любой момент, — предупредил Чекалов. — Из города не отлучаться, оружие иметь при себе.
Близилось грозное время. Шлиссельбуржцы снова становились солдатами.
Петроградская и Олонецкая губернии были объявлены на осадном положении. На Николаевском вокзале красноармейцы Финского коммунистического полка грузились в теплушки. Вверх по Неве, ломая плывущие ледяные поля, пробивались на Ладогу эскадренные миноносцы «Амурец» и «Уссуриец».
Корабли бросили якоря неподалеку от крепости, у правого берега. Их высокие серые борта, черный дым над трубами как-то сразу изменили все вокруг. Даже леса и поля утратили свой мирный вид.
Все было готово к бою. Чекалов дневал и ночевал в Совете. Каждый телефонный вызов мог принести приказ о выступлении. То и дело приезжали посыльные. Совет держал непрерывную связь с Новой Ладогой, Званкой, Лодейным Полем.
У Николая не было времени перевести дыхание. Бессонные ночи. Ожидание вестей. Заботы о хлебе, об оружии.
А тут еще, как на беду, Жука срочно вызвали в Питер. Оттуда он сообщил, что получил особое военное задание, пусть пока в Шлиссельбурге его не ждут.
Чекалову обидно, что не удалось проститься с другом. Но воинское дело такое — много спрашивать не надо. Да и на Ладоге события повернулись круто.
Прозвенел телефонный звонок, которого давно ждали. Председатель Новоладожского совета сообщил, что со стороны Олонца наступает белогвардейский отряд.
Не прошло и часа — Шлиссельбургский батальон на лошадях несся к Новой Ладоге.
Привал сделали на исходе дня, в том месте, где Волхов впадает в озеро. Над водным простором нависла тишина. Чайки раскачивались на белых гребнях, кричали не по-птичьи.
Не верилось, что, может быть, через час-другой где-то неподалеку начнется битва.
Коней оставили в Новой Ладоге. В лес углубились пешими. Шли очень долго. Противника не было. Деревья мирно шумели. Бельчата, еще не переодетые в летнюю рыжую шубку, смотрели вниз любопытными черными глазами.
Но вот по лесу прокатились раскаты выстрелов. Передовая линия наткнулась на белофиннов.
Чекалов разделил основной отряд на две части. Начали наступать справа и слева.
Стрельба слышалась чаще и гулче. Падали срубленные пулями ветки. В чащобе захрапел, затрубил лось.
Вдруг выстрелы стали затихать, отдаляться. Противник отходил.
Не было настоящего сражения. Не было и чувства одержанной победы.
На Волхов шлиссельбуржцы вернулись, озадаченные этой странной стычкой. Чем объяснить поведение белофиннов? Почему они уклонились от боя?
Нет, не так дерутся, когда начинают решительное наступление. Эта вылазка белофиннов носила несомненно обманный, отвлекающий характер…
Николай подумал о Жуке: как жаль, что нет его рядом. Он помог бы разобраться во всем. Очень бы пригодились сейчас его боевая сметка и громовой голос… Тишина и покой сердили Чекалова. Он почти с ненавистью смотрел на золотые маковки купеческого города, на видневшиеся вдоль берега кресты и плиты, с врубленными в них никому не нужными званиями, чинами, гильдиями.
Почему так тихо?
Теперь Николай не сомневался, что кровавый и тяжкий бой кипит далеко отсюда. Кто грозит погибелью красному Питеру?
23. Рыбацкий дозор
Юденич называл себя «спасителем России». Имя белого генерала раздувалось зловеще, как пузырь на болоте.
Весной войска Юденича опрокинули части Красной Армии на Нарвском участке фронта и двинулись на Петроград.