Конец века в Бухаресте

Король и королева появились ненадолго. Они сделали круг, подав кое-кому руку. Потом толпа гостей заволновалась, и хозяева дворца исчезли в кругу, образованном министрами, куда уже ни Урматеку, ни его семейство даже в мыслях не дерзали проникнуть. Музыканты, исполнившие при появлении королевской четы традиционный гимн «Да здравствует король»[11], настроились на танцевальную музыку. Галантные офицеры раздали дамам и девицам бальные карточки. И зазвучал знаменитый вальс Иоганна Штрауса «На прекрасном голубом Дунае». Первые пары закружились посредине зала. Дамы расселись на стульях, обшитых вишневым бархатом, вдоль стен всего колоссального зала. Бал начался.

Кукоана Мица и Амелика сидели рядом, не сводя с танцующих глаз. Они чувствовали себя покинутыми и заброшенными, как вдруг к ним подошел офицер, провожавший Амелику в зал, и пригласил ее на вальс. Пожалуй, единственное, чему Амелика училась в пансионе с удовольствием, были танцы. Как ни странно, танцевала она легко и не без грациозности. Хотя до сих пор танцевать с мужчиной ей не доводилось, она не нашла в этом ничего необычного, ни особенно приятного. Танцуя свой первый вальс, она еще раз оглядела весь зал, всех, кто не танцевал, а был увлечен разговором. Вернувшись на свое место, она часто дышала, ротик у нее был полуоткрыт, по всему телу разливалась приятная усталость, Кукоана Мица, улыбаясь, с нежностью смотрела на нее. Ей казалось, что в девушке пробуждается радостное чувство молодости. Поправив дочери прическу и обмахнув ее платком, счастливая мать стала ожидать, что же произойдет дальше. В перерыве между танцами будто бы звучала еще умолкнувшая музыка, ощущалось тепло разгоравшегося веселья. Понемногу стал слышаться гул бесчисленных разговоров, завязывавшихся повсюду в этом огромном зале. Король и королева удалились, предоставив возможность собравшимся благопристойно развлекаться.

Еще не достигла своего разгара полька того же Иоганна Штрауса, под музыку которого танцевала вся Европа и на пышных дворцовых празднествах, и на народных гуляниях, как тот же самый офицер, столь быстро произнесший свое имя, что ни мать, ни дочь его не расслышали, вновь предстал перед ними, на этот раз в сопровождении молодого человека в прекрасно сшитом фраке — невысокого роста, полноватого брюнета с густой шевелюрой и живым испытующим взглядом. Галантно поклонившись, офицер произнес:

— Разрешите представить вам, мадам… мадемуазель… господин прокурор Ханджиу! — и тут же исчез.