Конец века в Бухаресте

Амелика, почувствовав неловкость, отстранилась от матери, сделав вид, что поправляет перед зеркалом розовый веночек. Два молодых офицера подали дамам руки и медленно повели их по парадной лестнице в зал. Тронный зал был превращен в зал для танцев, повсюду горела высокие канделябры и подсвечники, впившиеся медными лапами в стены. От хрустальных подвесков свет во все стороны сыпался стрелами и бриллиантовыми искрами. Фикусы, олеандры и пальмы украшали зал, и возле них небрежно, будто их только что покинули гости, расположились стулья и кресла на гнутых золотых ножках. Народу становилось все больше. И сразу было видно, что никто никого не знал. Входили медленно поодиночке, по двое, по трое, робко, испытующе, как и Урматеку со своими дамами, поглядывая по сторонам. Во всем блеске дефилировали все рода войск: артиллеристы в коричневых мундирах с пышными золотыми эполетами, гусары в колетах, украшенных черным шитьем и с кисточками на низких сапожках. Были и иностранцы, послы в необычных фраках, сплошь затканных золотом. Были и черные фраки, сиявшие орденами, а рядом с ними грациозные молодые дамы с тяжелыми браслетами поверх белоснежных перчаток и мягкими веерами из страусовых перьев, изящно обмахиваясь которыми они тайно переговаривались между собой. Два оркестра в противоположных концах зала скрывали за пышными драпировками свою пока еще молчащую медь. Стоявший в уголке Урматеку, желая незаметно взглянуть на часы, повернулся лицом к стене, а потом объявил жене и дочери, всем своим видом подчеркивая осведомленность:

— В десять появятся король и королева. Еще есть время.

Амелика, менее всех заинтересованная в этом событии, огорчилась, что музыка и веселье, которых она ждала от дворцового бала, задерживаются.

Кукоана Мица приглядывала хорошее и спокойное местечко, откуда все было бы видно. Янку увидел вдруг вдалеке сухонькую фигурку барона Барбу, блиставшего орденами. Обрадовавшись знакомому лицу, Урматеку облегченно вздохнул и бросился к министру. Жена потихоньку позвала его обратно, чувствуя себя в толпе этих чужих людей словно идущий ко дну утопающий. Сообразив, однако, что не в ее силах вернуть мужа, кукоана Мица удовольствовалась тем, что искоса оглядела сияющий паркет, словно море отделявший ее от островков других гостей, на котором свет то расплывался пятнами, то сверкал ослепительными стрелами. Вдруг от толпы людей возле входа отделились барон и Урматеку. Старый барон был величественно спокоен, Янку, наоборот, суетливо забегал то с левой, то с правой стороны и угодливо изгибался, изображая внимание. Барон проявил чрезвычайную галантность по отношению к кукоане Мице и Амелике, поцеловал им ручки, восхитившись их нарядами, и потом поздравил родителей с красавицей дочкой. В это время во внезапно наступившей тишине громкий голос провозгласил: «Их королевские величества!» Все гости поспешно выстроились в два ряда. Кукоана Мица испытывала сильнейшее желание куда-нибудь спрятаться. Амелика, подстрекаемая любопытством, сделала шаг вперед.

Появилась королевская чета. Кароль I в мундире инженерных войск с орденами и орденскими лентами остановился на середине зала. Лицо у него было морщинистое. Виски и борода, заменившая бакенбарды, которые он носил в молодости, поседели.