Все это были родственники или предки адвоката, люди, которых никто и никогда не видел в Бухаресте. Не трудно было заметить, что все они принадлежали к другому племени и прожили совсем иную, чем в Румынии, жизнь. Род Якомина и впрямь уходил своими корнями в иноземную почву. Вел он свое начало из Пьемонта и предместий Турина, но итальянская кровь была сильно перемешана с французской. И только адвокат, которого крестил румынский боярин, дав ему свое имя, отсек от фамилии последнее «и», потому что все предки подписывались — Якомини. Сам адвокат знал немножко и Италию, и итальянский язык. Вырос и учился он во Франции, как его отец и дед, известный архитектор, давно поселившийся в Бухаресте. Наблюдательный человек мог бы узнать все это, внимательно осмотрев библиотеку. Она передавалась по наследству, и на самом почетном месте хранилось в ней многотомное издание сочинений Вольтера. Царящий здесь критический, вольнодумный дух укрепляли и писатели-энциклопедисты, представленные столь же многотомными сочинениями. Например, не одну полку занимал Мармонтель. Франция романистов и драматургов, которых, возможно, давно уже не ставили на сцене и позабыли, была представлена здесь, будто дар души, которую и выпестовала французская моральная философия. Понятно, что библиотека эта пополнялась и нынешним ее владельцем. В ней были и произведения более близких по времени писателей, и специальные книги: бесчисленные юридические справочники и тома правовых уложений — вклад в семейную сокровищницу современного ученого человека.
Тревожась, сомневаясь, возвеличивая и идеализируя Якомина, от которого он ждал спасения, Янку расхаживал по комнате — впервые в жизни оказался он в помещении, доверху набитом книгами. У барона Барбу было несколько всеми забытых шкафов, задвинутых в угол гостиной и затерявшихся среди звериных шкур, средневековых рыцарских лат и оружия. До сих пор Урматеку просто негде было увидеть библиотеку увлеченного книгами богатого человека. Он лишь недавно приблизился к людям светским, образованным, аристократическим, начал узнавать их обычаи и привычки. Кто-то опередил Урматеку и уже сидел у адвоката, так что Янку ничего не оставалось, как спокойно ждать в библиотеке. Все знали, что Якомин один из самых известных адвокатов. И Янку давно это знал, потому что Якомина в суде уважали и побаивались. На процессе он загонял противника в угол, и тому волей-неволей приходилось следовать по дорожке, которой вел его Якомин. Об уме его, остроумии и решениях, которое он ухитрялся находить в тех случаях, когда абсолютно все юристы считали дело безнадежным, ходили легенды. Даже вооружившись до зубов, противники знали, как-трудно бороться с Якомином, который, будучи образованнейшим правоведом, не пренебрегал и другими преимуществами своей разносторонней учености. Обо всем этом Урматеку знал понаслышке, теперь он сам нуждался в его искусстве, а для этого ему нужно было добиться взаимопонимания.