Конфуций

Это время можно назвать и временем окончательно мужания Конфуция как мыслителя. И, в первую очередь, это выразилось в некотором смягчении его прежней категоричности по отношению даже к самым святым для него понятиям, каким для него являлся ритуал.

Как-то после беседы Лин-гуном Кофуций сказал своему ученику Канцзы:

— Я вряд ли ошибусь, если скажу, что правитель больше не слеудет пути-Дао.

— Так почему же он в таком случае, — удивился ученик, — не потерял царства?

— Его советники не допустили этого, — ответил Конфуций. — Чжуншу Ю ведает приемом гостей из других царств, Чжу То — жертвоприношениями, Вансунь Цзя — военными делами. При таких людях как он может потерять царство?

Понятно, что этот был тот самый нередкий случай, когда идеальная теория разошлась с порочной практикой. Конечно, за свое беспутное поведение Лин-гну давно уже должен был потерять мистическое право на правление царством и утратить трон.

Однако, он не только ничего не потерял, но просидел на этом самом троне целых 42 года, чего не мог объяснить, исходя из своих прежних воззрений о праве на царство, и сам Конфуций.

По всей видимости, умудренный опытом Конфуций уже начинал понимать, что мистерия царствования и жизни являет собой вещь куда более многогранную и сложную, чем ему казалось ранее.

Оказывается, мудрые советники и сановники, отвечающие за жертвоприношения и другие государственные дела, способны скорректировать ситуацию.

Именно так он теперь объяснял ученикам ситуацию, какой, исходя из всех его предыдущих наставлений, не могло быть.

Конечно, ученики были разочарованы. Иначе и быть не могло, поскольку они убеждались со слов своего Учителя, что не справедливые и утратившие связь с Небом тоже могут править долго и успешно.

И все же куда больше Конфуция волновало, если, конечно, волновало, то, что его положение оставалось все таким же неопределенным и не шло даже и речи о каком-то приложении его знаний и способностей на государственной службе.

Несмотря, однако же, на внимание к Конфуцию со стороны правителя, положение его не менялось.

Да, Лин-гун любил беседовать с ним, однако проницательный Конфуций не мог не видеть, что тот разговаривал с ним ради самого разговора и не обращал никакого внимания на его пожелания и советы.

Да не ослепляет тебя ни дружба насчет недостатков твоего друга, ни ненависть насчет хороших качеств твоего врага

Строить правильно отношения труднее всего с женщинами и низкими людьми. Если приблизишь их к себе — они станут развязными, если удалишь от себя — возненавидят

Полезные друзья — это друг прямой, друг искренний и друг, много слышавший. Вредные друзья — это друг лицемерный, друг неискренний и друг болтливый

В конце концов, Конфуций с прискорбием осознал, что и здесь он был чужим.

Нет, его, коненчо, ценили, но так, как ценят редкую и дорогую вещь, какой можно похвалиться перед гостями или знакомыми.

Конфуций выразил свою скорбь о постигающих его неудачах в следующей элегии:

— Аромат цветка лан-хоа упоителен; кроме аромата многие полезные свойства заставляют нас высоко ценить его. К сожалению, цветок этот очень нежен; он блекнет от легчайшего дуновения и отрывается от стебля. Что делается тогда с бедным цветком? Игрушка ветров, носится он по пространству земли из стороны в сторону, покуда не найдет уголка, где приютиться. Но и здесь в пустыне истлеет цветок бесплодно и обратится в прах. Мудрость для людей, умеющих ее возделывать, дает прочные, истинные наслаждения. Она, по-настоящему, должна бы быть целью всех наших желаний и помыслов… Но бурные страсти враждебны ей, как буря цветку: страсти гонят мудрость — и нет ей приюта. Неужели же, воистину, она не найдет себе пристанища? Дни мои на исходе, скоро окончится мой жизненный путь, пора мне найти пристанище. Мудрому хорошо везде, вся земля его достояние…

Сложно сказать, понял ли правитель все то, что хотел ему выразить в столь аллегоричной форме Учитель, но слушал он его с видимым удовольствием.

Затем случилось то, чего не мог предположить даже сам Конфуций со всем его знанием людей и проницательностью!

К изумлению всего двора, им заинтересовалась жена правителя, Наньцзы, которая отличалась распутным и властным характером.

И если верить слухам, то она держала в любовниках двадцать красавцев из дворцовой гвардии.

Да что там гвардия! Злые языки утвержали, что она делила ложе со своим сводным братом.

Поговаривали и о том, что именно она умертивла нескольких царских наложниц, на которых положил глаз Лин-гун.

Но самое печальное было в том, что она помыкала своим супругом, как хотела, и была в курсе всех дворцовых интриг.