А это, в свою очередь, означало только то, что без ее благословения никто не мог занять сколько-нибудь важный пост.
И вот теперь эта не знавшая предела своим желаниям пожелала видеть прославленного философа.
Дважды Конфуций под благовидными предлогами избегал встреч с правительницей, но, в конце концов, отправился во дворец.
Понимая, что его визит вызовет негодование учеников, требовавших от него непорочности, Конфуций отправился к жене правителя тайком.
Он даже не взял с собой слуг, нарушив тем самым элементарные правила хорошего тона.
Говоря откровенно, странное это было свидание.
Войдя в царские покои, Конфуций отвесил низкий поклон на север и неподвижно стоял, не зная, что же ему делать дальше.
Наньцзы с интересом рассматривала его через узорчатый шелковый полог, поскольку выйти к постороннему мужчине и заговорить с ним через занавес, по обычаям того времени, было бы слишком бестактным даже для женщины с ее репутацией.
Вдоволь насмотревшись на гостя, Наньцзы оповестила его об окончании аудиенции позвякиванием своих яшмовых подвесок.
Конфуций отвесил прощальный поклон и удалился.
Когда ученики узнали, куда ходил Учитель, негодованию их не было предела.
Они, конечно, понимали, что Учитель навестил Наньцзы в одиночку, желая избавить их от унизительных сплетен света, и были ему за это благодарны.
Но как Учитель мог решиться нанести визит женщине с такой дурной репутацией, да еще без свидетелей, нарушив все приличия?
— Я, — сказал Конфуций, — пошел туда не по своей воле! Наньцзы вела себя пристойно, и все приличия были соблюдены.
Как и всегда в таких случаях, больше всех возмущался пылкий Цзы-Лу.
Он бросил Учителю столько горьких упреков, что тому пришлось прибегнуть к крайним аргументам.
— Если я сделал что-то не так, — в конце концов, заявил уставший от него Конфуций, — то пусть Небо покарает меня!
Впрочем, есть и другая версия этой истории. Согласно ей, Конфуций вошел в какие-то отношения с печально известной сестрой правителя, Нань-Цзы, которая сильно огорчила учеников Конфуция.
Однако история стыдливо умалчивает о том, что же именно огорчило учеников Конфуция, и мы даже не можем узнать, чем Нань-Цзы приобрела такую дурную славу, кроме тривиальных слухов о царственном инцесте.
Визит Учителя Куна к царице не пошел ему на пользу. Он лишь дал новую пищу для самых грязных сплетен, которые поддерживала и сама Наньцзы, почуявшая в Конфуции сильного конкурента в борьбе за влияние на государя.
В придворных кругах поползли слухи о том, что бывший советник луского двора — лазутчик Дин-гуна и что не сегодня-завтра луские войска вторгнутся во владения Вэй.
— Этот человек из Лу, — нашептывали правителю недоброжелатели Конфуция, — с утра до вечера только и разглагольствует о человечности и добродетели, а сам ходит на тайные свидания с Наньцзы! Разве можно ему доверять? Да и кто поручится, что завтра он не приведет под стены столицы вражеское войско?
Если будешь чрезмерно усерден на службе, потеряешь расположение государя. Если будешь чрезмерно радушен в дружбе, потеряешь расположение друзей
Почтительный сын — это тот, кто огорчает отца и мать разве что своей болезнью
Ныне почитать родителей — это значит уметь кормить. Но и лошади, и собаки могут тоже получить пропитание. Как же отличить одно от другого, если не будет самой почтительности?
Лин-гуну подобные разговоры не казались лишенными основания, и он приставил к дому, где жил Учитель Кун, шпиона, бесцеремонно осматривавшего покои луских гостей.
Более того, уже поживший свое и давно пресытившийся интригами Лин-гун сам стал тяготиться присутствием чужеземного учителя с его бесконечными назиданиями, советами и требованиями.
Он стал позволять себе жесты, унижающие достоинство уважаемого гостя.
Однажды он пригласил Конфуция для совместной прогулки по улицам вэйской столицы.
Придя во дворец, Конфуций увидел, что для прогулки заложили два экипажа.
В первом экипаже, украшенном разноцветными шелковыми лентами и запряженном четверкой лошадей, должны были разместиться Лин-гун и его жена, другой экипаж невзарчного вида и запряженный одним быком, предназначался для Учителя.
Пришлось Конфуцию долго ездить по улицам Дицюя в хвосте царской колесницы и на позорном для благородного мужа положении человека из свиты.
Говорят, что эта выходка Лин-гуна побудила Конфуция произнести свою знаменитую сентенцию:
— Я еще не видел человека, который любил бы добродетель больше, чем женские прелести…
После унизившей его прогулки Учитель окончательно убедился в том, что его мечтам найти применение своим способностям при дворе Лин-гуна, так было и суждено остаться мечтами.