Конфуций

Это уже не интересно. Затом именно теперь он не только знает, но и может сказать о том, как устроена наша жизнь и мы сами.

Понятно, что подобное знание, или, если хотите, «просветление» что ближе Востоку, невозможно получить путем каких-то философских размышлений.

Но его можно постичь, долго и внимательно вглядываясь в глубины жизненного опыта.

Именно поэтому традиция (в том числе и ритаульная) обладает не столько познавательной, сколько практической ценностью.

Она в высшей степени независима, а потому и передает смысл, который не принадлежит никому.

Она учит не правильному знанию, а правильному действию и даже, точнее, правильной ориентации в жизни.

Поэтому китайская традиция и противопоставляет Путь всевозможным «учениям», техническим приемам и навыкам.

Поскольку Путь не есть ни отвлеченные идеи, ни техническое знание или навык, Путь это, прежде всего, то что объединяет людей помимо их субъективных мнений.

Именно поэтому Путь и являет собой жизненное движение, согласующееся с природой всего сущего.

По той же причине его нельзя описать, им можно только идти.

Но мудрец выбирает именно этот Путь.

Почему?

Наверное, только потому, что обладает даром предвидения, позволяющим ему не нарушать меру, переводить состояния срединности и постоянства в гармонию.

Лишь когда приходят холода, становится ясно, что сосны и кипарисы последними теряют свой убор

Приносить народу пользу исходя из того, что полезно для народа. Разве это не доброта без расточительности? Кто в народе будет гневаться, если труд народа будет посильным?

О какой алчности может идти речь, если, желая обладать человеколюбием, достигаешь ее?

Благородный муж, не делая различий между толпой и одним человеком, низкостоящими и высокостоя‑щими, не проявляет инертности. Разве это не величие без гордости?

Благородный муж содержит в порядке свою одежду и головной убор, он смотрит с уважением. Благодаря его достоинству народ, глядя на него, чувствует почтение. Разве это не вызывание почтения без жестокости?

«Непроявленность веселия и гнева, — говорится в „Лицзи“, — печали и радости называется срединностью, когда они проявляются в надлежащей степени, это называется гармонией».

Мудрец видит причину раньше, чем следствие, и в состоянии гармонизировать общение с природой.

«Йог, — писал известный индийский философ Шри Ауробиндо, — может вывести следствие, ещё не осуществившееся, из уже существующей причины.

Он видит силу, которая управляет им из соответствующего плана».

Иными словами, он воспринимает на уровне, сложно сказать, сознания или подсознания, пока еще не проявленные вовне вибрации космоса.

Именно по этой причине простые смертные, которым подобные вещи недоступны, даже не догадываются о той или иной причине последствий.

Что же касается назначения мудреца, то оно сводилось к свершению девяти подвигов «взращивания жизни».

Первые пять распространялись на всё сущее и воплощались в воде, почве, металле, огне, дереве.

Для обеспечения гармонии с природой мудрецу надлежало исполнить еще четыре подвига: привести в норму, выявить космическую благодать в самой личности мудреца, оказать помощь высветлению благодати у других и поддерживать жизнь людей.

Именно через эти подвиги идеальный человек и обеспечивает всеобщую гармонию и поддерживает жизнь.

Он объединяет в себе свой внутренний мир и природу, которые являются для него двумя проявлением одного энергетического полотна.

Таким образом, именно он является не только участником, но и предвестником любых изменений как этого, так и другого мира.

Вполне может быть, что Путь и являет собой ту самую великую тайну, когда, как говорили в Китае, происходит «чудесное совпадение» знания и незнания, ограниченного и безграничного, внутреннего и внешнего.

Иначе не могло и быть, посольку китайцы, как, впрочем, и многие другие народы, уверены, что, помимо книжных знаний, существует еще и совершенное знание, скрытое от других.

Вполне вомзожно, именно умение увидеть в отражении свет и таким образом прикоснуться к этому знанию и является признаком мудрости.

Более того, мы вряд ли ошибемся, если скажем, что традиция потому и жива, что не сказала своего «последнего слова».

Как вечно жива наша история, в которой мудрый черпает познания о будущем, а обычные смертные видят лишь череду событий.