Конфуций

Но если бы все эти люди, резавшие по живому понимали бы, что мудрость, по Конфуцию, являет собой итог не размышлений, а жизни, то вели бы себя, наверное по другому.

— Мудрый, — говорил Конфуций, — не отличается от других в том, что он говорит, действует и мыслит. А в том, что мудрый не говорит, не действует и не мыслит, он отличается от других людей…

Великие достижения человеческого духа, а равно гений целого народа вообще невозможно уложить в определенную последовательность рутинных, обыденных фактов, из которых мы привычно составляем историю.

В них всегда присутствует что-то непостижимое и даже невероятное, некая непрозрачная для критической мысли.

Какая-то интуитивно ощущаемая глубина жизненного опыта, по необходимости облекающаяся покровом иносказаний и недоговоренностей, аллегорий и туманных аллюзий.

Эта истина не просто конкретна, она всегда является неожиданно, как бы по случаю просто потому, что она сопровождает некой виртуальной тенью весь явленный ход истории.

Иногда ученики задавали Конфуцию весьма, как им казалось, непростые вопросы, но застать Учителя врасплох никто из них так и не сумел.

Конечно, они и не ставили перед собой такой цели, и эти неожиданные вопрсоы являлись показателем их личностного роста после общениия с Конфуцием,

Так, Цзы-гун однажды спросил:

— Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?

— Да, можно, — ответил Учитель. — Это слово — взаимность. Не делай другим того, чего не желаешь себе. Из тех людей, с кем я общался, если я и хвалил кого, то только испытав на деле. Так поступал народ Трех династий, поэтому все Три династии шли праведным Дао-Путем…

— Почему крупному сановнику из государства Вэй Юю, — последовал новый вопрос, — дали посмертное имя Вэнь (Просвещенный)?

— Потому, что он был мудр, любил учиться и не стыдился обращаться за советами к нижестоящим. Он обладал четырьмя качествами благородного мужа: ведет себя с достоинством, служа старшим, проявляет почтение, заботится о народе, использует народ на общественных работах должным образом. Он умел завязывать дружбу с людьми, и чем дольше он дружил, тем большим уважением проникались к нему люди. И еще потому, что благородный муж помогает нуждающимся, но не обогащает богатых.

— А что вы можете сказать о первом советнике царства Цинь?

— Только то, что можно сказать о государственном муже, который первым последовательно проводил на практике единение через разномыслие в делах управления государством. Если благородный муж, многому учась из книг, ограничивает себя правилами этикета, он в состоянии не изменять принципам. Надо всегда помнить: если я поступаю неправильно, небо отвергнет меня!

— Первый советник Цзы Вэнь, — спросил Цзы Чжан, — трижды назначался на этот высокий пост, но не выказывал радости; трижды его лишали этого высокого поста, но он не выказывал недовольства. Всякий раз он неизменно посвящал нового первого советника, сменявшего его, во все государственные дела, связанные с управлением. Что Вы скажете о нем?

— Только то, что он предан государству.

Тогда Цзы Чжан спросил:

— Можно ли его считать обладающим человеколюбием?

Учитель ответил:

— Не знаю, можно ли это считать человеколюбием. —

— Сановник из Лу, — продолжал ученик, — отличавшийся осмотрительностью Цзи Вэнь-цзы обдумывал каждое дело три раза, а потом уже действовал.

— Достаточно обдумывать два раза, — ответил учитель. — Главное — править в соответствии с моральным кодексом. И разве можно управлять народом, будучи нетребовательным к себе и нетребовательным к поступкам других? Разве нетребовательность к себе и нетребовательность к поступкам других не являют чрезмерную нетребовательность?

— Чего надо стыдиться больше всего? — спросил другой ученик.

— Прекраснодушных речей, притворных манер, чрезмерной угодливости, и когда люди, затаив обиду, набиваются в друзья.

— Много ли надо настоящему человеку для счастья? — спросил Линь Гун.

— Немного пищи и воды, скромное жилище. Что же касается настоящего человека, то он никогда не ходит по окольной дорожке и не использует хорошие отношения с управляющим в корыстных целях. Есть простую пищу, пить воду, спать, подложив руку под голову, — в этом тоже есть удовольствие. Богатство и знатность, полученные нечестно, для меня подобны облакам, плывущим по небу. Да и кто может выдти из комнаты, минуя дверь? И мне не понятно, почему же никто не идет по моему Пути? Такой принцип, как «золотая середина», представляет собой наивысший принцип…

— Но ведь наша жизнь… — вырвалось вдруг у Цзы Чжана против его воли. — Извините, Учитель, — тут же смущенно произнес он.

Конфуций кивнул и продолжал: